— Бред! — возмутился Влад, но все же подошел к Нине и неуклюже ее обнял.
— Ну, вот и хорошо, — усмехнулась Нина. — А теперь покажи мне, что делала Тома, когда ты ее обнимал.
— Ты сумасшедшая и я, кажется, тоже, — прошептал Влад, схватил ее руку и положил на свою ширинку — молния на штанах медленно поползла вниз.
— Неужели? Так сразу? — расхохоталась она. — Я бы так не смогла. А что было потом?.. А потом?.. Боже мой, Влад, а быть Томой не так уж и плохо!
— Замолчи, Нина, — задыхаясь от возбуждения, прорычал Влад и закрыл ее рот своим поцелуем. И она замолчала, подалась к нему навстречу, окунулась в водоворот чувств. Ее больше не интересовало, что делала Тома, ей не хотелось быть Томой, ей хотелось быть собой — собой, и никем другим! Она и была собой, только той, которая жила в ней, но тщательно пряталась за внешней холодностью, за интеллигентностью, за сдержанностью… Юный красивый мальчик сумел за считанные мгновенья раскусить ее, понять и выпустить ее женское начало на волю. Возможно, уже тогда, в машине, он почувствовал в ней эту нераскрытую, неразделенную ни с кем прежде страсть и поэтому не смог забыть ее. Как, впрочем, не смог он забыть и Тому.
Все кончилось. Наваждение прошло. Ему стало неловко. Ей — стыдно и противно, и они вновь стали чужими.
Влад встал, натянул джинсы, сел к ней спиной, закурил. Нина попросила у него сигарету, сделала две затяжки, закашлялась и молча вернула сигарету ему.
А за окном вдруг пошел снег — первый, легкий, пушистый…
— Смотри, снег пошел. Значит, скоро зима, — задумчиво сказал Влад.
— Я познакомилась с ней зимой. Было холодно, но рядом с ней всегда было тепло…
— Она любила зиму. Обожала кататься на лыжах. Катались, в основном, в Сокольниках. Один раз, правда, мы с ней за город выбрались. Томочке, как всегда, что-то в башку стукнуло, ну, и мы поперлись. Лыжи в охапку, настругали бутеры с колбасой, взяли термос с чаем и коньяком и — вперед, с песней, на Белорусский вокзал. Доехали до какой-то станции, долго пилили пешком, километра четыре, наверное. Короче, пока до места добрались, я себе почти все мужские достоинства отморозил, и на лыжах мне уже совсем кататься расхотелось. Она тоже устала, а возвращаться домой уже было поздно. Да и похолодало сильно… Замерзли мы, как цуцики, и стали искать пристанище. Залезли в первый попавшийся дом. Дверь даже ломать не пришлось, Тома ключи ухитрилась найти. Так всю ночь там и провели, трясясь от холода. Печь-то дырявая оказалась. Топим, а потом дверь открываем и проветриваем, чтобы не угореть. В итоге плюнули на все, жахнули коньяку, прижались к друг другу и уснули. С утра — еле живые…