Естественно, такая галантная манера обхождения с юной фрейлиной вызвала поток сатирических куплетов и эпиграмм, написанных злоязычными поэтами.
Через некоторое время ревность вновь заставила Людовика XIV забыть о своей сдержанности.
Один молодой придворный по имени Ломени де Бриенн имел неосторожность немножко поухаживать за Луизой де Лавальер. Встретив ее как-то вечером в покоях Мадам, он предложил ей позировать художнику Лефевру в виде Магдалины. Посреди разговора в комнату вошел король.
— Что вы здесь делаете, мадемуазель?
Луиза, покраснев, рассказала о предложении Бриенна.
— Не правда ли, это удачная мысль? — спросил тот. Король ответил с неудовольствием, которого не сумел скрыть:
— Нет. Ее надо изобразить в виде Дианы. Она слишком молода, чтобы позировать в роли кающейся грешницы.
Затем он повернулся и вышел.
Бриенн провел бессонную ночь. На следующий день он в сильном смущении предстал перед королем, который впустил его в свой кабинет. Между ними произошла совершенно невероятная беседа. Вот как излагает ее сам Бриенн:
«Король повернулся ко мне:
— Вы любите ее, Бриенн?
— Кого, сир? Мадемуазель де Лавальер?
Король ответил:
— Да, я хочу говорить именно о ней.
Тогда я воспрянул духом и произнес очень твердо, полностью владея собой:
— Нет, сир, еще нет, хотя должен признать, что она мне очень нравится, и если бы я не был женат, то предложил бы ей руку и сердце.
— Значит, вы ее любите! К чему лгать? — сказал король резко и не удержавшись от вздоха.
Я возразил почтительнейшим образом:
— Сир, я никогда не лгал Вашему величеству. Я мог бы полюбить ее, но пока не люблю, она мне по душе, но не настолько, чтобы я назвал себя влюбленным.
— Достаточно, я вам верю.
— Сир, — сказал я, — коль скоро Ваше величество оказывает мне такую честь, могу ли я говорить со всей откровенностью?
— Говорите, я вам разрешаю.
— Ах, сир, — отвечал я с тяжелым вздохом, — вам она нравится больше, чем мне, и вы ее любите.
— Оставим это, — промолвил король, — люблю я ее или не люблю, не важно, только бросьте затею с портретом, и вы доставите мне большое удовольствие.
— Ах, возлюбленный государь, — произнес я, обнимая его бедро, — ради вас я готов и на большую жертву: я никогда больше не заговорю с ней, и я в отчаянии от того, что произошло. Простите мою невольную оплошность и забудьте о моем неосторожном поступке.
— Обещаю, — сказал король с улыбкой, — однако и вы держите слово, а об этом никому не рассказывайте.
— Избави Бог! У Вашего величества нет более преданного и почтительного слуги, чем я.
При этих словах я не смог сдержать слез, потому что у меня в мозгах и в глазах много сырости. Король же, заметив это, сказал: