Все это, по-видимому, не более чем домыслы и легенды: маркиз удалился в свою родную Гиень с тяжелым сердцем, но с пустыми руками.
В начале ноября 1668 года он уже был в Бонфоне. Сразу же по приезде собрав родственников, друзей и слуг, он объявил им о «кончине» своей жены, после чего потребовал от священника отслужить «погребальную мессу» по живой женщине, навеки для него умершей. На следующий день в замке состоялось необычное богослужение. Окружив пустой гроб под черным покрывалом, певчие несли зажженные свечи с пением De Profundis. Сзади шел маркиз де Монтеспан с двумя детьми, подаренными ему супругой…
Перед тем как войти в часовню, он приказал отворить настежь главные врата. Когда же люди стали выражать удивление перед этим странным новшеством, он громко возгласил:
— Мои рога так велики, что я не пройду через боковые двери!
Наконец гроб был опущен в землю: на могильном камне было выбито имя мадам де Монтеспан.
Новость об этом вскоре достигла Версаля и не доставила большого удовольствия фаворитке…
Поскольку смешные претензии г-на де Монтеспана едва не всполошили все королевство, Людовик XIV решил придать своим любовницам официальный статус, дабы продемонстрировать величественную непринужденность и пренебрежение ко всякого рода моралистам. Итак, в начале 1669 года он поместил Луизу и Франсуазу в смежных покоях в Сен-Жермене…
Сверх того, он потребовал, чтобы обе женщины, поддерживали видимость дружеских отношений. Отныне все видели, как они играют в карты, обедают за одним столом и прогуливаются рука об руку по парку, оживленно и любезно беседуя.
Король же безмолвно ждал, как отреагирует на это двор. И вскоре появились куплеты, весьма непочтительные по отношению к фавориткам, но сдержанные в том, что касалось короля. Людовик XIV понял, что партию можно считать выигранной. Каждый вечер он со спокойной душой отправлялся к своим возлюбленным и находил в этом все большее удовольствие.
«Тогда это называли „визитом к дамам“, — говорит мадемуазель де Монпансье: — Сначала король входил в комнату Луизы и в соответствии с настроением либо укладывался в постель вместе с ней, либо следовал дальше к Франсуазе.
Разумеется, предпочтение почти всегда отдавалось мадам де Монтеспан. Та не скрывала своего восторга. Ей очень нравилось «обращение» короля, и она, конечно же, нуждалась в особо бережном отношении после грубых выходок мужа. Людовик XIV ласкал ее со знанием дела, поскольку читал, Амбруаза Паре, который утверждал, что «не должно сеятелю вторгаться в поле человеческой плоти с наскоку.