Этот славный человек, безумно влюбленный в графиню, писал ей:
«Я ушел от вас с такой тяжестью на сердце, что слезы непроизвольно текли по моему лицу… Когда я не вижу вас, все во мне кровоточит».
Конечно же, этот несчастный, готовый молиться на свою богиню, никак не мог выдать полиции письма, которые Вирджиния получала из Пьемонта.
В течение всего лета, несмотря на неусыпный надзор, графиня переписывалась с Кавуром под носом у бдительного министра.
Вернувшийся Наполеон III дал понять Вирджинии, что разлука не остудила его пыла, резвился, словно юноша, а потом отправился передохнуть в Биарриц. По возвращении по-прежнему влюбленный император пригласил графиню Кастильскую в Компьень.
Двор был изумлен. Любовница императора будет спать под одной крышей с императрицей? Что скажет на это Евгения?
Евгения ничего не сказала.
Ревность терзала ее, но она сочла, что лучше промолчать, так как была уверена, что графиня Кастильская не надолго поселилась в сердце ветреного императора.
Графиня была очень довольна своим пребыванием в Компьене. Днем двор восхищался ее туалетами, а ночью император воздавал должное тому, что скрывали одежды. Дождавшись, когда все засыпали, он шел к ней в спальню и демонстрировал, на что способен полный сил влюбленный император.
Графиня Кастильская, став фавориткой императора, возомнила себя мадам де Помпадур. Ее гордыня возрастала день ото дня. Однажды некий журналист посвятил несколько восхищенных слов ее красоте. Графиня собственноручно добавила еще один абзац к его писаниям:
«Всевышний сам не понимал, насколько прекрасно творение, посылаемое им в мир. Он трудился не покладая рук и потерял голову, когда увидел свое самое совершенное создание».
Она старалась запечатлеть свои ступни, щиколотки, руки, плечи, вносила себя в гостиные, будто раку, которую все должны почитать, ее дерзость дошла до того, что она стала носить такие же прически, что и императрица, и перестала разговаривать с особами женского пола.
Ее смехотворные амбиции раздражали двор. Насмешливая мадам де Меттерних как-то вечером выразила общее мнение, сказав, что графиня Кастильская являет собой «дичь, которая так и просится на заклание».
Словцо имело успех. Действительно, высказывания Вирджинии по большей части были нелепы и неумны. На одной из своих фотографий она написала следующие три фразы: «По происхождению я не уступлю дамам из самых аристократических семей, по красоте я превосхожу их, а мой ум позволяет мне судить о них!»
Мериме, под чью дудку плясало общество в Компьене, раздражало ее тщеславие. Однажды он заявил: