Ей суждено было снова встретиться с императором, когда он будет побежден, сломлен и изгнан…
На следующий день Евгения пришла в себя. Она была регентшей, министры слушались ее советов, газеты трубили об успешных действиях передовых отрядов. Все шло хорошо. Но 30-го числа пришло письмо от императора, которое, по собственному выражению Евгении, «подкосило» ее.
Наполеон III, прибыв в Мец, обнаружил, что армия плохо экипирована, недисциплинированна, военное руководство бездарно. Царивший беспорядок делал невозможным немедленное наступление, о котором мечтала Евгения.
Императрица воздевала руки:
— Боже мой! Куда мы катимся?
2 августа она получила депешу из Саарбрюккена, которая немного успокоила ее:
«Луи получил боевое крещение, — телеграфировал император, — он держался на восхищение хладнокровно. Мы были на передовой линии, пули и ядра свистели вокруг нас. Многие плакали, видя его спокойствие».
Гордясь сыном, Евгения показала телеграмму Эмилю Оливье.
— Нужно опубликовать это, — сказал министр. — Это произведет прекрасное впечатление на общество.
— Но это депеша личного характера, — смутилась императрица. — Мне не хотелось бы использовать ее в политических целях.
Но Оливье не разделял чувств Евгении. Он настаивал и в конце концов добился того, что текст депеши появился в газетах.
Это был неверный шаг, которым тут же воспользовались противники режима. На следующий день оппозиционная пресса всячески высмеивала сообщение из Саарбрюккена.
Императрица плакала.
— Какое сердце нужно иметь, чтобы насмехаться над мужеством четырнадцатилетнего мальчика?
6-го числа императрица узнала о поражении в Виссембурге. 7-го, в одиннадцать часов вечера, когда она собиралась ложиться спать, Пепа, ее горничная, доложила о приходе месье де Пьена.
— Пусть войдет!
Камергер держал депешу, которую императрица вырвала из его рук. Земля ушла у нее из-под ног. В нескольких строчках сообщалось, что Фроссар потерпел поражение в Форбахе, Мак-Магон разбит в Фрешвилере, французские войска отступают, Эльзас взят, и над Парижем нависла угроза.
Императрица окаменела.
— Династия приговорена, месье. Теперь нужно думать лишь о Франции.
В полночь она навсегда покинула дворец в Сен-Клу, где она провела лучшие годы жизни, и приказала отвезти ее в Тюильри.
В три часа она собрала Совет и объявила, что намерена созвать Парламент.
Эмиль Оливье протестовал:
— Ваши права не позволяют вам созывать Парламент!
Евгения сухо возразила:
— Сейчас не время заниматься этикетом. Речь идет о спасении Франции! Мы должны обратиться к народу. К тому же парижские батальоны следует отправить к месту боевых действий. Не стоит держать их здесь. Мне они не нужны.