Пуля сорок пятого калибра пролетела мимо. А Джексон опять же прыжками бросился к шеренге лошадей, пасущихся на привязи.
Даже здесь сказалась присущая маршалу тщательная, до мелочей, предусмотрительность. Он поручил охрану животных толковому, смелому и бдительному стражу. Этот охранник расхаживал вдоль шеренги лошадей, поигрывая ружьем, которое держал наготове. Но как раз в этот момент, услышав выстрелы и вопли, доносившиеся со стороны сторожевых костров, не смог не поддаться искушению.
Сгорая от любопытства, охранник сделал несколько нерешительных шагов в том направлении и не обратил внимания на плохо различимую тень, проскользнувшую в кустах. А благодаря этому Джексону удалось выиграть двадцать жизненно важных для него шагов, прежде чем поднялась тревога.
Еще подбираясь к лошадям, он окинул их опытным взглядом. Многое, очень многое будет зависеть от того, насколько верным окажется его выбор. В самом конце шеренги Джесси приметил серого коня, на которого падали отблески пламени костра, окутывая животное серебристой дымкой. А серый цвет всегда был любимым цветом Джексона.
Именно это все и решило. Джексон отвязал скакуна, вскочил в седло и, уже направляя коня вскачь, услышал:
— Текс! Текс Арнольд! Этот дьявол угнал твою лошадь!
На веранде салуна «Сапфир» разговор то утихал, то велся в самой непринужденной манере. Здесь стояли в ряд двадцать крепких стульев, и в этот субботний полдень большинство из них было занято.
Время от времени кто-нибудь из собравшихся, зевнув, произносил: «Не пора ли выпить?» Тогда все остальные как бы нехотя поднимались и брели через вращающиеся двери в помещение бара. Там они прикладывались к выпивке, не тратя на это много времени, и выкатывались обратно на веранду, моргая и щурясь, как совы, от яркого солнечного света. Поговаривали, что владелец «Сапфира» добавлял в виски для крепости одному ему известные ингредиенты, поэтому-то посетители и хлопали глазами, переводя дух.
Вернувшись на веранду, каждый вновь усаживался удобно на своем стуле, и опять завязывался какой-нибудь общий разговор. Начавшись в одном конце ряда, он медленно катился к другому, по ходу, подобно потоку, набирая силу. Кто-то вставлял слово, кто-то целую фразу, а то и целый комментарий, и вот уже где-то посередине ряда беседа становилась оживленной.
Однако она неизменно всякий раз прерывалась, как только добиралась до худощавого парня, устроившегося в самом дальнем конце веранды. Лишь он один не подхватывал разговора, не выказывал никаких замечаний.
Но это ему прощалось. Во-первых, потому, что он был еще слишком молод по сравнению с остальными, чтобы возражать или иметь свое мнение. Во-вторых — чужаком. А в-третьих, выглядел как неженка и маменькин сынок, хотя его изящные руки мастерили самокрутки с удивительной ловкостью.