Но не стоит думать, что Костин склад был для военнослужащих единственным источником алкогольного дурмана, против которого с разным успехом и разными методами боролись почти все видные русские государственные деятели, начиная от митрополита Фотия и великого князя Ивана III.
Тот, кто знал нужных людей и надежные места, мог запросто приобрести в части и водку, и коньяк. Правда, стоили они по эту сторону проволоки куда дороже номинала. Те же, кому денег не хватало, пользовались суррогатами. В автопарке пили тормозную жидкость. В столярке — политуру. В лабораториях — декоративный лак, которым закрашиваются паяные контакты. Каждый огнетушитель в столовой был наполнен брагой, вызревавшей на сахаре и хлебных корках. Имелись и гурманы — поклонники одеколона и сапожного крема.
Наиболее кучеряво в этом смысле жили медработники. В санчасти почти открыто хранилась двадцатилитровая бутыль со спиртом-денатуратом, голубым, как глаза киноактрисы Натальи Фатеевой. Считалось, что к этому спирту имеет доступ только начальник санчасти. Каждый раз, покидая кабинет, он накладывал свою печать на солидную винтовую пробку бутыли (почти как царь Соломон на кувшин с очередным плененным ифритом).
И вот что придумали в пику своему начальнику бедовые санбратья — недоучившийся фельдшер Федя и бывший санитар дурдома Боря. Удостоверившись в его отсутствии, они переворачивали бутыль донышком кверху и принимались ритмично встряхивать ее. Капля денатурата шла по винтовой нарезке и падала в подставленный снизу тазик. В минуту вытекало пятнадцать-двадцать капель. Затем санбратьев сменяли больные. (Известно, какие больные лежат в санчасти — одни сачки. Настоящих больных отправляли в гарнизонный госпиталь.) Потом на помощь вызывали свободных от смены дневальных из ближайших рот. К утру набиралась четвертинка. К субботе — почти полтора литра. Можно было звать гостей.
Однажды в число приглашенных попал и Костя.
— А почему он такой синий? — спросил он, с отвращением глядя на стакан, сверкающий чистым ультрамарином.
— А чтоб не пили! — жизнерадостно ответил рыжий Федя.
— Тогда почему я его должен пить?
— Мы его уже второй год пьем и не сдохли, — успокоил гостя черный, как цыган, Боря.
Костя зажал двумя пальцами нос, закрыл глаза и опрокинул в себя адскую смесь, в которой этилового спирта как такового было, наверное, меньше, чем сивушных масел, метанола и пиридиновых оснований. Фиолетовая отрава еще бурлила в его горле, а в башке уже набатом гудел ломовой кайф.