На своём посту остался только их начальник, радевший о безопасности шефа даже в минуты его интимных забав.
Никакой угрозы он не ожидал (пожарная сигнализация срабатывала в доме не так уж и редко) и поэтому появление мусульманского суфия, которому сейчас полагалось находиться совсем в другом месте, воспринял скорее удивлённо, чем настороженно.
Впрочем, растерянность длилась лишь доли секунды. Тренированная рука сама ухватилась за рукоятку пистолета, но воронёный срез чужого ствола уже смотрел на него своим единственным немигающим глазом.
Кто-то другой в подобной ситуации предпочёл бы безропотно сдаться, однако начальник охраны, родившийся в рязанской глубинке, имел отчаянный нрав покорителей Дикого Запада. Стрельба на опережение была его стихией.
Пистолет птицей вылетел из наплечной кобуры, щёлкнул предохранителем, словно клювом... но, не задерживаясь, полетел всё дальше, дальше и дальше, поскольку рука, сжимавшая его, бессильно повисла.
Кто-то бьёт в глаз белку, кто-то другой срезает на лету вальдшнепа, а Цимбаларь славился тем, что отстреливал врагам пальцы. Такая уж у него была коронка. Впрочем, иного выбора сейчас просто не было.
Дунув на дымящийся ствол, Цимбаларь осведомился:
— Где здесь дверь в караулку?
— Направо, — корчась от боли в раздробленной кисти, ответил начальник охраны. — Только сперва постучите.
— Спасибо, — кивнул Цимбаларь. — Тук-тук-тук!
— Жива? — мгновенно оценив обстановку, спросил Цимбаларь.
— Как видишь, — сдержав вопль восторга, ответила Людочка.
— Про остальное спрашивать не буду. — Лицо Цимбаларя омрачилось. — Достаточно взглянуть на твою одежду.
— Дальше одежды, слава богу, дело не пошло. Я его крестом по черепу огрела, — объяснила Людочка. — А в этом кресте таилось чёрт знает сколько вольт.
— Я-то себе и думаю, почему здесь жареным мясом пахнет. — Цимбаларь присмотрелся к Обухову повнимательней. — Он напал на тебя под личиной джинна?
— Нет, он напал на меня под своей личиной — насильника и злодея. Джинн — его собственная выдумка. Правда, обставленная весьма убедительно. Многие на это купились. Изнывая от похоти, он похвалялся передо мной своей сообразительностью и удачливостью.
— Вот паскуда, а я ему почти поверил! Ну ничего, за моральный ущерб он мне ответит. Ведь самая страшная катастрофа — это крушение иллюзий... Просыпайся! — Он дернул Обухова за шиворот.
Пожарная сигнализация умолкла, но по дому уже распространялась совсем другая тревога.
На лбу Обухова вздувались два багровых волдыря, отмечавших места входа и выхода электрического разряда. По лицу стекала вода, которой Людочка окатила его из гуманных побуждений.