— Официально я числился советником царандоя, местной народной милиции.
— Хотите сказать, что на самом деле вы выполняли какие-то другие функции?
— Да. Я состоял в группе особого назначения «Самум», входившей в состав спецназа Главного разведуправления.
— «Самум»? — Кондаков задумался. — Никогда о такой группе не слыхал.
— И неудивительно. — Обухов еле заметно поморщился. — Мы проводили секретные операции в провинции Каттаган.
— К вашему сведению, мне приходилось бывать в тех краях, — сообщил Кондаков. — Хотя и в другие времена.
— Следовательно, вам доводилось слышать о полевом командире Хушабе Наджи, прозванном Безумным Шейхом.
— Что-то такое припоминаю, — кивнул Кондаков. — По-моему, он был этническим таджиком и принадлежал к верхушке шиитской секты исмаилитов.
— Совершенно верно. Местное население просто трепетало перед ним, считая потомком пророка Сулеймана.
— То бишь библейского царя Соломона? — уточнил Кондаков.
— Можно сказать и так.
— Как я понимаю, ваша группа охотилась именно за Хушабом Наджи?
— В тот период, о котором идёт речь, — да.
— И чем же завершилась эта охота?
— Нам удалось заманить Безумного Шейха в ловушку. В той схватке погибла большая часть личного состава «Самума», но досталось и душманам. Я преследовал Наджи сутки напролёт. Раненный и обессиленный, он попытался договориться со мной. — Перехватив недоуменный взгляд Кондакова, Обухов добавил: — Как и все таджики, Наджи немного говорил по-русски.
— Что было темой ваших переговоров?
— Его жизнь, естественно. Суть сделки, которую предложил Наджи, состояла в следующем: я доставляю его в ближайший кишлак, контролируемый душманами, а взамен получаю весьма приличное вознаграждение. Однако торг, как говорится, был неуместен.
— Почему вы не взяли его в плен?
— Потому, что нашему начальству он был нужен мёртвым, а не живым. Не мне вам рассказывать, какие злоупотребления творились тогда в Афганистане. Наджи знал чересчур много.
— Короче, с Безумным Шейхом было покончено. — Кондаков вновь полистал дело, ощетинившееся многочисленными закладками. — От этого и начались все ваши беды?
— Да. — По лицу Обухова словно тень промелькнула. — Перед смертью он проклял меня, сказав буквально следующее: «Все мужчины нашего рода имеют магическую силу, дающую власть над джиннами. Один такой джинн постоянно обитает в моем теле между кожей и плотью. После моей смерти он вселится в тебя. Когда наступит удобный момент, джинн целиком овладеет тобой и заставит совершить какое-нибудь позорящее деяние. И так будет длиться до тех пор, пока ты не издохнешь, словно паршивый пёс, или сам не сдерёшь с себя шкуру... » Тогда я воспринял слова Наджи как обычную брань, но теперь понимаю, что это было страшное пророчество, обрекающее меня на душевные и физические страдания.