— Что-то не припомню. Когда мы жить стали, всё его офицерское имущество в вещмешке умещалось. За исключением, правда, шинели и хромовых сапог... Мамка как этот вещмешок увидала, сразу заплакала. Дескать, за кого ты, дочушка, идёшь! Эх, не послушалась я её тогда...
Но отделаться от Кондакова было не так-то просто. Изобразив на лице некоторое подобие сочувствия, он спросил:
— После смерти военнослужащего, тем более высокопоставленного, должны остаться ордена, медали, знаки отличия, почётное оружие. Можно ли на них взглянуть? Уникальные экземпляры я готов приобрести для нашего музея. Естественно, по рыночной цене.
— Опоздал, батя, — осклабился Кузя-Федя. — Мы всё это богатство в Оружейную палату Кремля сдали. Даром. Даже расписочку не потребовали. Пусть внуки и правнуки любуются наградами, которые их деды завоевали собственной кровью.
— Но ведь так не бывает, чтобы через пять лет после смерти человека от него не осталось ни единой вещи! — стоял на своем Кондаков. — Где его мундир, парадный кортик, фотографии, документы?
— Мундир я, кажется, в чистку снесла, — не моргнув глазом соврала Сопеева. — Документы в пенсионный отдел министерства сдала. Кортик где-то внуки заиграли. А фотографии есть... Принести?
— Если вас не затруднит.
Сопеева удалилась в гостиную, и Кондаков остался наедине с приблатнённым Кузей-Федей. Дождавшись, когда за стеной застучали выдвигаемые ящики шкафов, тот наклонился к Кондакову и зловещим шёпотом произнёс:
— Ты, старый пень, на мою бабу не пялься. Понял? Спросил чего хотел и сматывайся! Развелось тут этих долбаных ветеранов, приличному человеку плюнуть негде.
— Между прочим, я пришёл не к вам, — холодно ответил Кондаков.
— Не знаю, к кому ты пришёл, но базарить будешь со мной. Я эту хату давно забил. И не путайся у меня под ногами! — Он хлопнул стакан водки, не то заводя себя, не то, наоборот, успокаивая.
— Советую не нарываться на неприятности, — всё тем же ровным голосом сказал Кондаков. — Я взгляну на фотографии и сразу уйду.
— Нет, ты уйдёшь прямо сейчас. — Лапа Кузи-Феди легла на плечо Кондакова. — Или санитары морга вынесут тебя ногами вперёд.
— Видит бог, я этого не хотел. — Старый опер возвёл глаза к потолку.
Спустя мгновение Кондаков уже тыкал наглого молодчика головой в кухонную раковину, заросшую изнутри жиром почти на полпальца. Повторив эту процедуру несколько раз подряд, он, не поднимая лишнего шума, выволок противника на лестничную площадку.
Волосы Кузи-Феди слиплись в колтун, лицо лоснилось, словно от косметической маски, а к носу прилип раздавленный таракан. Руками, вывернутыми за спину, он даже шевельнуть не мог, зато интенсивно облизывался, словно вернувшийся с прогулки кот.