— Ну и как, попал тот субчик в Думу?
— Да нет. Рисковать не стал. Решил, наверное, дождаться, когда маршал коньки откинет... Только учти, достоверность информации я не гарантирую. Как говорится, за что купил, за то и продал. Пустозвонов в армии ещё больше, чем на базаре... А хочешь, расскажу тебе, как Востроухов жену своего зама дрючил? Во потеха! Тот был жутким ревнивцем и постоянно названивал домой, что называется, для контроля. И вот пока Востроухов над этой дамочкой трудился, она в целях конспирации всё время ворковала по телефону с мужем. И вдруг муж так подозрительно спрашивает: «А кто это возле тебя сопит?» Жена, не будь дурой, отвечает: «Это мне собачку подарили, и я ей сейчас за ушком почёсываю». Короче, пришлось Востроухову спешно натягивать галифе и мчаться на поиски подходящей шавки. Еле-еле успел. Да только собачка, как на беду, оказалась бешеной и назавтра перекусала новых хозяев. А пока супруги проходили курс профилактического лечения, Востроухов к своей пассии охладел.
— Да, славную он прожил житуху, — промолвил Кондаков. — Перед смертью, наверное, было что вспомнить... Кстати, а насчёт его кончины никаких слухов не ходило? Может, помогли ему какие-нибудь доброхоты?
— Исключено, — заверил его Запяткин. — В последнее время здоровье у маршала было никудышное. И сердце отказывало, и почки. В общем, конец был вполне прогнозируемым.
— Говорят, он часы любил? Целую коллекцию дома имел.
— Впервые слышу. А вы его никак в карманных кражах подозреваете? — ухмыльнулся Запяткин.
— Да нет, это я просто так. — Кондаков демонстративно зевнул. — Молва ходила, что Востроухов имел карманные часы, некогда принадлежавшие лично Сталину.
— Ну это уж форменные враки, — возмутился Запяткин. — Он во время войны лейтенантишкой на Волховском фронте служил и, насколько мне известно, ничем особым не отличился. За что ему такая честь?
— Вот и я себе думаю, что это враки, — дабы не вызывать у Запяткина лишних подозрений, согласился Кондаков. — Если у Востроухова была такая уникальная вещь, он бы не удержался от хвастовства.
— Не факт, — возразил Запяткин. — Это он только на публике корчил из себя рубаху-парня. А по большому счёту был очень скрытным человеком. Не знаю, что вы там вынюхиваете, но к сказанному мне добавить больше нечего. Уж прости старого пердуна.
— Всё нормально, — заверил его Кондаков. — Я ведь по этому делу не один работаю. Кто-то добудет один фактик, кто-то другой, вот и сложится реальная картина.
— Боюсь, как бы у вас вместо реальной картины злобный шарж не сложился, — буркнул Запяткин.