— Интересно, а что бы вы делали, если бы я не внесла за него плату? — поинтересовалась Людочка, за руку сдёрнув Ваню со скамейки.
— В лучшем случае заставили бы пару месяцев подметать территорию, а в худшем разобрали бы на донорские органы, — осклабился санитар, плотоядно поглядывая на вырез Людочкиной кофточки. — Но я, конечно, шучу. Вытребовали бы деньги через суд. Мы же заключили с вами договор о взаимных обязательствах.
Уже за воротами клиники Людочка спросила у Вани:
— Что этот бугай имел в виду, говоря об улице Потешной?
— Он имел в виду психиатрическую больницу имени Ганнушкина, — скривившись, как от зубной боли, ответил Ваня. — Если туда попал — пиши пропало.
Едва тронувшись с места, нетерпеливый Цимбаларь потребовал:
— Давай рассказывай, не тяни резину. Виделся ты с Сопеевым или нет?
— Ясное дело, виделся, — откликнулся Ваня. — В этой клинике у психов свободного времени навалом. Процедуры и обследования только до обеда, а потом, если ты, конечно, не буйный, гуляй себе на здоровье. Играй в домино, смотри телевизор, лови птичек в парке, изобретай вечный двигатель, ковыряйся в носу. Уродов там всяких хватает, поэтому никто на меня особо не пялился. Вычислил я, значит, среди пациентов Сопеева и стал к нему приглядываться. Он других психов сторонился, и если разговаривал, то в основном сам с собой. Попробовал завязать с ним разговор — бесполезно. Или смотрит сквозь тебя, или принимает за кого-то другого. В брошюре, которую ты дал мне почитать, сказано, что эмоциональная встряска иногда способствует временному возвращению памяти. Вот я и придумал один оригинальный ход. Спёр у зазевавшегося санитара зажигалку, прихватил какую-то книженцию, будто бы почитать, и отправился со всем этим хозяйством в туалет. Долго Сопеева дожидался, похоже, что у него проблемы со стулом. Ну вот он наконец появился и уселся на унитаз. Кстати сказать, двери во всех кабинках прозрачные, чтобы пациенты ничем недозволенным там не занимались. И пока Сопеев тужился, опорожняя кишечник, я разложил в раковине костёр из книжных листов.
— А зачем? — удивился Цимбаларь.
— Я же помнил твой рассказ о том, что какой-то загадочный пепел стал для Сопеева навязчивой идеей, едва ли не кошмаром. Когда полстены закоптилось, он обратил на меня внимание. Поинтересовался, чем это таким я занимаюсь. А речь вялая-вялая, словно у столетнего старца. Я ответил, что угольки, пепел и сажа меня буквально завораживают и ради такого удовольствия не жалко спалить весь этот мир. Он покивал, тяжко вздохнул и говорит: «Что одному на радость, другому на горе. Я сюда тоже из-за пепла попал».