— Я думаю, этот сердечный приступ стал полной неожиданностью для них самих. Тогда, в больнице, доктор был возбужден, но он вел себя не так, словно в чем-то виновен. — Повернувшись к Барри, он спросил:
— А что ты можешь сказать о Гастоне? Он играл?
— Нет. Его заботила только репутация матери.
— К чему же мы пришли? — спросил Дэйли.
— Понятия не имею, — отозвалась Барри. Они замолчали, каждый думал о своем, но после недолгой паузы Дэйли сказал:
— Прямо голова раскалывается! Да еще это радио! — Он зло покосился на приемник, включенный на полную громкость.
— Но только не выплескивай, пожалуйста, свою досаду наружу, как ты это уже сделал однажды.
Барри поздно поняла свою ошибку, зря она сказала эти слова. Дэйли осуждающе посмотрел на нее.
— Что происходит? — настороженно спросил Грэй.
Дэйли, защищаясь, произнес:
— Это мой дом, Бондюрант, и здесь я что хочу, то и делаю.
Грэй моментально преобразился и мрачным голосом произнес:
— Если здесь что-то произошло, то я должен знать об…
— О Боже! — вмешалась Барри. — Давайте не будем делать из этого проблему. Просто Дэйли сегодня утром малость вышел из себя. Вокруг дома все время кружил автомобиль. Дэйли не выдержал и, выйдя на крыльцо, сделал неприличный жест. Вот и все.
— За исключением одного: они теперь знают, что мы их вычислили, — недовольно буркнул Грэй.
— Дэйли не хотел…
— Не надо меня защищать, — сквозь зубы процедил Дэйли, повернулся к Грэю и вызывающе произнес:
— Кто вы такой, чтобы давать мне указания в моем собственном доме?
— Поймите меня правильно, Дэйли. — Грэй сразу же смягчил тон, что было полной неожиданностью для Барри. — Все, что я советую, делается для вашей же безопасности. И безопасности Барри. Вы не представляете себе, какие это опасные люди! Они ждут только случая. Пожалуйста, не провоцируйте их. Если вас убьют, то это будет на моей совести.
Дэйли сейчас напоминал ребенка, которому несправедливо сделали замечание. И все-таки Грэй, конечно, был куда опытнее в таких делах.
— Черт! — Дэйли встал из-за стола. — Я иду спать.
Барри пошла мыть посуду и пожелала ему спокойной ночи. Грэй последовал за ним. Так как их тайный разговор завершился, Барри выключила радио. Установилась блаженная тишина. Убравшись на кухне, она выключила свет и прошла в гостиную.
Грэй развалился на диване, вытянув ноги. Барри едва могла разглядеть его в темноте. Только слабый свет уличного фонаря пробивался сквозь неплотные занавески.
До восемнадцати лет девушка была свидетелем того, как два человека упорно делали друг друга несчастными, совсем не обращая внимания на ребенка, которого они зачали в редкие минуты семейного счастья. Возможно, поэтому Барри выбрала такую профессию: тележурналистика не для тех, кто рассчитывает держаться в тени. Когда-то ее не замечал и, а теперь о ней знают все. Ей приходилось выслушивать насмешки, упреки в свой адрес, но игнорировали ее крайне редко.