Но стоило ему подумать о Юджин, и он понял, что положение критическое.
— У меня есть для тебя кое-какая работа. Лори, — сказал он, и Лоретта поглядела на него круглыми глазами.
— Разве сегодня первое апреля? — спросила она наконец.
— Нет, сегодня не День дураков, но я, возможно, действительно спятил, если решил доверить тебе такое важное дело.
Ее черты исказила горькая гримаса, но, что за чувства скрывались за ней, Хэммонд так и не смог понять.
— Ты поступишь совершенно правильно, если ничего больше мне не скажешь, Хэммонд, — решительно заявила Лоретта. — Ты будешь самым настоящим дураком, если свяжешься со мной.
Он мрачно улыбнулся.
— Что ж, меня не раз называли сумасшедшим… Глаза Лоретты снова наполнились слезами, но она не дала им пролиться. Расправив поникшие плечи, она негромко откашлялась, прочищая горло.
— Что… Что у тебя на уме, Прокурор?
— Ты слышала об убийстве Люта Петтиджона? Брови Лоретты сами собой поползли вверх, а рот слегка приоткрылся.
— Ты хочешь, чтобы я работала над чем-то, связанным с таким важным делом?
— Не непосредственно. Лори. — Хэммонд неловко пошевелился на шатком пластмассовом стуле. — И вообще, то, что я хочу тебе поручить, официально не имеет к прокуратуре никакого отношения. Об этом должны знать только ты и я, и никто больше. Договорились?
— На меня нельзя полагаться, однажды я это уже продемонстрировала, ты ведь помнишь… Ты всегда мне нравился, Хэммонд. Ты хороший человек, а таких в наше время немного, и я по-прежнему считаю тебя своим Другом, хотя у меня нет никаких прав ни на твою дружбу, ни даже просто на хорошее отношение. Ты много раз помогал мне и не пренебрегал мной, когда остальные отворачивались и при встречах не подавали руки. Я могу подвести тебя — возможно, так оно в конце концов и будет, — но пусть мне отрежут язык, если я выдам твою тайну.
— Я верю тебе. — Хэммонд посмотрел Лоретте прямо в глаза. — Насколько сильно ты пьяна?
— Вообще-то я выпила порядочно, но не настолько, чтобы назавтра ничего не помнить.
— О'кей. — Он набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в холодную воду. — Мне нужно, чтобы ты узнала все, что только возможно, о… Может быть, тебе записать имя?
— Ты хочешь, чтобы оно стало известно всем? Он немного помолчал, потом сказал осторожно:
— Нет.
— Тогда ничего не записывай. Слово — еще не доказательство, а любая бумажка — уже улика.
— Улика?! — Хэммонд даже руками всплеснул. — Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь? То, о чем я собирался тебя просить, дело сугубо конфиденциальное, можно сказать — частное… Возможно, оно не совсем согласуется с профессиональной этикой, но, с другой стороны, ничего незаконного в нем нет. Я просто хотел, так сказать, расчистить подозреваемому пространство для маневра.