«Цебеш!» У Ольги испуганно екнуло сердце.
— Пойдемте! Скорее, а то нас догонят...
— Не торопись. — Ахмет взял ее за руку. — Спешка на таком склоне смертельно опасна... Нас никто не найдет. Темно уже.
— Они нашли карету!.. Да послушай ты! Там Цебеш. Он же чует меня издалека, — Ольга сама не заметила, как перешла на испуганный шепот.
Ахмет и Ходжа замерли и стали прислушиваться:
— Раздай факелы! — донеслось снизу. — Вы двое останьтесь и стерегите коней. Остальные в цепочку и наверх. Эти исчадия ада теперь от нас не уйдут...
Цепь зажженных факелов стала медленно забираться на каменистый склон следом за ними.
— Да сколько же их? Тридцать? Сорок? — приглушенно зашептал Ходжа.
— Вот и пожалеешь теперь, что бросили мы мушкеты. Эх, как бы повеселились теперь! — Ахмет недобро улыбнулся. — Так говоришь, Цебеш чует тебя издалека?
— Не знаю. Может быть, чует... — Холодный ветер, подувший вдруг с перевала, заставил Ольгу вздрогнуть. «Уж ЭТОТ-то точно чует. Теперь он Цебешу решил помогать. Специально, чтобы наказать меня за обман... Ведь знает, гад, как я боюсь снова попасть Старику в руки».
— Учитель! Здесь кто-то шел недавно — я вижу следы... — донеслось снизу.
А ветер дул все сильнее и, словно в насмешку, кидал в лицо мелкий песок. На востоке из-за гор поднималась огромная луна багрового цвета.
Десять каноников священной римско-католической церкви, одетые в черные плащи с капюшонами, вошли в собор, неся перед собой горящие факелы. Пентаграмма вокруг алтаря, знак Зверя над царскими вратами, дрожащий огонь черных сальных свечей, чадящих приторным человеческим жиром.
Джузеппе Орсини, духовник покойного Великого Инквизитора Австрии и его правая рука, австрийский провинциал ордена Иисуса, вошел в зальцбургский храм. Его взгляд скользнул к скульптуре распятого Спасителя. Перевернутый Иисус... Джузеппе вздрогнул. «Непривычно, дико... Необходимо...» Он решительно направился к алтарю, сжимая в руке ритуальный обсидиановый нож.
Багровый свет луны в витражных окнах собора. Якоб Верт подал сигнал — пора начинать обряд.
С правой стороны к алтарю двинулась фигура, несущая белого, лежащего поверх черной мантии младенца. С левой стороны — другая фигура, несущая в руках потир — золотую чашу для евхаристии — превращения вина в кровь Христа.
Из-под потолка зазвучали трубы органа, завораживая, оглушая величием звука.
Молчат, когда играет органист,
И опускают вниз перо и шпагу,
Ведь он похож на белую бумагу —
Душою так же первозданно чист.
Он видит мир тем, что превыше глаз,
И извергает это через трубы