Со вздохом Борис выключил компьютер и пересел поближе к Оле.
— Видишь ли… На самом деле, я почти ничего не знаю о своей семье.
— Да?
— Отца я вообще не знал, он умер до моего рождения. Мама почему-то не любила о нем говорить, да и о себе мало рассказывала. Она… Погибла, когда мне было двенадцать лет. Это случилось на моих глазах.
Обняв Бориса, Оля положила голову на его плечо.
— Тебе тяжело вспоминать… Не надо.
— Нет, я должен рассказать. Мы ехали в автобусе, она сидела впереди у окна, я рядом с ней. Откуда-то вывернула огромная машина, грузовик. Эта машина… Столкнулась с нашим автобусом, ударила именно туда, где сидела мама. Меня отбросило в проход… Нет, я не пострадал, ни царапины. Но мама… Когда я встал, она лежала, раскинув руки, вся в крови… И знаешь…
— Не надо продолжать…
— Осколки стекла, — сказал Борис, точно не услышав ее. — Осколки толстого стекла, разбитого окна автобуса. Четыре длинных кривых осколка, как ятаганы, или… Гвозди.
— Гвозди?
— Да. Они вонзились ей в запястья и в лодыжки. Понимаешь, она лежала там, правая рука сломана, и в запястье торчал этот окровавленный осколок… Левая рука была вытянута… С таким же осколком в запястье… И ноги. Мама была в коротком летнем платьице, в босоножках.. Я хорошо видел… Ее лодыжки тоже пронзали длинные осколки! Эта картина запечатлелась в моей памяти навсегда, как фотография… Лишь позднее, много позже… Я понял, на что это походило. На распятие. Безумная, кошмарная пародия на распятие, вот что это было!
Задыхаясь, Борис умолк. Оля тоже ничего не говорила. Борис взял две сигареты, зажег обе, протянул одну девушке. После двух-трех глубоких затяжек он продолжил.
— В том автобусе никто не был даже легко ранен. Никто, ни один человек! Водитель грузовика также не пострадал, как я узнал потом. Только она… Она погибла, она была распята ! Конечно, не эти осколки убили ее. Причину смерти выяснили — она ударилась головой и умерла почти мгновенно. И там… Было еще кое-что. Я не могу объяснить, но это… С годами это стало казаться мне самым страшным.
Оля стиснула руку Бориса.
— Ее лоб, — хрипло сказал он. — Еще один осколок начертил на ее лбу как будто знак. Вроде треугольника… Треугольного… Листа.
— Листа? Какого листа?
— Я сказал «листа»? — Борис поморщился, как от сильной головной боли. — Странно. До сих пор я никогда не думал об этом, как о листе. Увидел, наверное, где-то растение с такими треугольными листьями… И теперь выскочило…
Нервно, чуть не промахнувшись, Оля загасила сигарету в пепельнице.
— Мне и представить трудно, что тебе пришлось пережить…