— Я не могу целоваться под надзором, — заявила она.
— Под каким надзором? — не понял Борис.
— А вот под каким! — Оля указала на висевший над пианино портрет матери Бориса. — Смотрит! И вообще, какого черта здесь портреты других женщин?
Прежде чем ошеломленный Борис успел остановить ее, она сорвала портрет, развернула к стене и поставила на крышку пианино.
— Вот так, — она обвила шею Бориса руками. — Теперь нас только двое… Целуй меня.
Борис осторожно разомкнул ее руки.
— Знаешь… По-моему, тебе лучше уйти.
— Ах, вот как?! Ну ладно, счастливо оставаться. Смотри не пожалей… Эллингтон!
Она ушла, громко хлопнув дверью. С болью и печалью Борис смотрел ей вслед.
Оля плакала. Она плакала от бессилия, от своей полной неспособности разобраться в происходящем. Вслед за приступами головной боли что-то непонятное и страшное обрушилось на нее. Сознание словно раскололось надвое, и кто-то чужой и враждебный пытался захватить управление — иногда вкрадчиво, иногда жестко и агрессивно. Самое худшее заключалось в том, что она не могла разделить свои состояния, не могла понять, где же она сама, что принадлежит ей, а что навязано. Да и есть ли чужой? Ведь это всего лишь… Когда-то, любопытства ради, она читала популярные книжки по психиатрии. Сейчас она разыскала их вновь, перелистала. Людей преследуют голоса… Отдаются команды, и человек уже не принадлежит себе. Шизофрения.
Но с Олей было не так. Никаких приказов никто не отдавал… Но как будто мерзкий паук пробегал в глубине ее мозга, касаясь лапами нервных окончаний. Разумный, злобный паук, вор памяти, знающий, чего он хочет, и умеющий манипулировать сознанием человека, точно послушным ему компьютером.
И это была бы, безусловно, шизофрения, если бы Оля в самом деле верила в существование такого паука. Но она знала, что чудовища нет … А есть вот это омерзительное ощущение прикосновения острожных и безжалостных лап изнутри. Этот быстрый шелестящий бег, мягкое тук-тук-тук-тук-тук, возвращение, проверка соединений, переналадка, снова проверка. Компьютер в порядке.
Но ничего не было в порядке… И дальше будет только хуже. Потому что паука нет. Если бы он был, от него можно было бы избавиться, его можно было бы изгнать или убить. Но его нет… Есть Оля Ракитина, она одна. Никаких мыслей, никаких чувств, кроме ее собственных. Можно бороться с врагом, но нельзя бороться с собой. Нельзя бороться даже с чуждым в себе, если не знаешь, что в тебе подлинно.
К несчастью, когда позвонил Борис, верх взял паук.
— Оля…
— Что тебе нужно?
— Оля, давай поговорим, давай попробуем…