— Говорю же вам, мистер Генри, останьтесь! Уж не знаю, что там у миссис Грейс против вас, но уверена, что это все глупости и больше ничего, и внимания не обращайте. — Джемайма отпустила руки Анри и понизила голос, так что Грейс пришлось напрягать слух: — Если б она не была такой разбитой, да и больно ей, уж я-то знаю, я бы вам посоветовала слегка поучить ее уму-разуму.
Анри рассмеялся, и это было уже слишком. Грейс вскочила.
— Хватит, Джемайма! Ну-ка, спать, немедленно!
Служанка, бросив на нее дерзкий взгляд, вышла — и
Грейс осталась наедине с Анри, который повернул к ней смеющееся лицо.
— Не бойся, ma chere, я таким советам не следую.
Грейс почувствовала, что вот-вот расплачется. Но
тогда Анри станет успокаивать ее, а она не хочет, чтобы он ее трогал.
— Я и не боюсь, просто я расстроена. — Грейс перевела дыхание, вглядываясь в недоумевающие глаза Анри. — Ты ведь собираешься сделать мне предложение, да? Я понимаю, после того, что было между нами, ты чувствуешь себя обязанным. Но…
— Грейс, скажи мне, что тебя мучает? — перебил ее Анри, садясь и беря свой недопитый бокал. — Мне казалось, мы с тобой одно целое. Ты спасла мне жизнь, и не однажды, ты лгала ради меня, ты прошла столько миль до Рейнхэма, тоже ради меня. Ты думаешь, я не пойму, если ты мне скажешь?
— Ты и сам все знаешь, Анри. Дело вовсе не во мне.
— А в чем же? Ты думаешь — это невозможно, чтобы я хотел прожить жизнь с тобой?
— Ты в самом деле этого хочешь?
— А ты что предполагала? — проговорил он со смешком. — Что я предпочту уехать в Лондон и болтаться там среди эмигрантов? Да я уже жил среди них, ma chere, не в Лондоне, так в Париже, в былые времена.
— Тогда ты знаешь, где твое место.
— Тогда знал. Но не теперь. Я был молод, а семейство Русселей было приближено ко двору. Это продолжалось всего несколько месяцев, но мне хватило, чтобы понять пустоту той жизни.
— Тебе легко говорить это сейчас, когда столько всего произошло, — отмахнулась Грейс.
— Согласен, ma chere, TO, что мне довелось увидеть, а еще больше — то, что мне пришлось делать, изменило меня.
В его голосе звучала горечь, и Грейс не могла не отозваться на нее.
— Ты делал это во имя благой цели, Анри.
Он кивнул.
— Только это и давало мне силы держаться. — Он устало потер лицо. — Не знаю, Грейс, как я смогу жить дальше после всего того, что я делал, хотя бы и ради спасения других. Такое не забывается. Кстати, об эмигрантах. Ты думаешь, они смогут простить мне то, что я не могу простить сам себе? Вряд ли они мне поверят!
— Почему, ведь в Брюсселе есть, наверное, люди, которые могут замолвить за тебя слово?