— Ноги развести, что ли? Моя невинность вам уже не нужна?
— Никаких «нас», есть только я. Кто тебя запер? И зачем?
— Я тебе не верю… — Она замялась. — Опп Гремк. Черная свинья. Не прикидывайся, будто ты его не знаешь. А-а-а-ах…
— Болит, да? Это еще ничего. Погоди, что будет дальше. Ну так как, ты согласна на процедуру?
Она некоторое время боролась с собой, наконец нехотя кивнула.
— Его милость Вендерка я знаю, но совсем недавно. Дружбы между нами не возникло, и похоже на то, что не возникнет. Правда, морды друг другу мы пока что тоже не набили. Но все еще может измениться. — Дебрен, закрыв глаза, начал шептать формулу, мягко массируя руки девушки. — Ну вот и все. А ты боялась. Еще какое-то время поболят и будут плохо действовать, но все должно обойтись. Сама встанешь? Прекрасно. Иди, я тебе помогу. Ноги, наверное, показывать не захочешь. Не беда. Крыса, как видишь, уже разлагается, так что если гангрена не началась до сих пор, то и не начнется. Осторожней, маленькая… Подожди, я тебя обхвачу. Не бойся, это не вступление к тому, чтобы начать ноги разводить. Можно кое о чем спросить?
— Я — Ронсуаза. О, кур-р… Простите. Ступня. Слушаю.
— Ты из какого сословия, Ронсуаза? Я имею в виду… Понимаешь, мне приходится поддерживать тебя, этот огонек и вдобавок еще держать на привязи нервы. Если б я знал, что мне можно не следить за словами, чтобы не оскорбить тебя не совсем цензурными выражениями, мне было бы легче.
— Я — девушка. Вольная.
— Э-э-э… Ну да. Но я не об этом. Меня интересует, из крестьян ли ты? Я не обижу твои уши грубыми словами?
— Э… Господин Дебрен, можете ругаться сколько угодно. Я привыкла. Когда батюшка с матушкой лаялись в замке, то аж свечи от смущения таяли. О жратве так спорили, о кулинарном искусстве.
— Ага. Папа поваром в замке у какого-то барона работал?
— Нет, бароном.
Они были уже у выхода на палубу. Дебрен приложил палец к губам, осторожно выглянул. У левого борта стояли три табуретки, но писари исчезли. Это хорошо. Он отпустил талию бароновой дочери, взял ее за руку. Она уже твердо стояла на ногах, свежий воздух творил чудеса. Ну что ж, девственный остров. Никаких кузниц, красилен, городских сточных канав… Мир, тишина и благолепие.
— Тихо, быстро и без вопросов, — прошипел он.
Они побежали. По сходням, потом по каменистой полочке вдоль обрыва, сквозь кустарник и на пляж. Девушка ни о чем не спрашивала. Даже о трупах Лобрика и Саскоура, по-прежнему заклиненных между бортом и берегом, трупах, по которым уже ползали первые крабы.
Лишь когда перешли на шаг, он заметил, насколько она бледна. Она не вырывала у него руку, но тут же отняла ее, как только он ослабил нажим и предоставил ей выбор.