— Чего от тебя ждал опп Гремк?
Она не ответила.
— Ты что-то говорила о своем венке. Или это?..
— Почему мы убегаем тайком, магик? Куда ты меня ведешь? — Она старалась владеть голосом. — Кто убил этих людей? Дракон?
Он остановился, схватил ее за локоть.
— Что ты знаешь о драконе, Ронсуаза?
— Столько, сколько вынуждена. — Она скривила дрожащие губы. — Что он лишит меня венка. А потом сожрет. Пусти. Я не убегу. Знаю, что отсюда бежать некуда.
Похоже, девочка говорила искренне, потому что, когда он повернулся и побрел по пляжу, она тут же последовала за ним.
Было тихо. Слышались только удары одинокого топора. Потом умолк шелест легких шагов позади. Ну и хорошо. Пожалуй, лучшее из всего, что могло быть. «Меньше знаешь — дольше живешь». Святые слова, Венсуэлли. Ты скотина. Сейчас надо просто пойти дальше, словно ничего не случилось. Забыть. Может, даже поверить, что произошло чудо. Что через несколько дней у Малого Чиряка бросил якорь другой корабль, с него спустился сказочный принц и нашел на берегу целую и здоровую девушку. Невинную. С нетронутым венком. Возможно, даже чистую и не воняющую. Что он не лишил ее венка и не бросил потом команде на потеху, а забрал на континент, женился и жил с ней долго и счастливо. А почему бы и нет? Такая вера лучше водки. Дешевле, практичнее. Можно бы испробовать самогипноз. Говорят — помогает.
Проверять он не стал. Остановился и обернулся.
Ронсуаза стояла посреди песчаной отмели, уставившись на переплетение выброшенных морем водорослей и желтых ракушек. Невысокая, смуглая, еще прыщавая. В ней не было ничего, напоминавшего Ленду Брангго. Ни фигуры, ни солдатской накидки, ни вертела в руке. Но она была босая, в ночной рубашке. И в глазах у нее стояла печаль.
— Ну, пошли, — сказал он отрешенно. «Гад — не гад, палка ему в зад». — Как-нибудь обойдется. А за улитками, которые, возможно, в раковинах остались, вернемся как-нибудь в другой раз.
Она отступила на полшага. На Дебрена не глядела.
— Улитки?
Что-то стиснуло ему желудок. Он медленно подошел, разгреб водоросли, пнул недостаточно проворного краба. Краб откатился. В клешнях у него были обрывки зеленовато-коричневого, сильно подгнившего мяса с пучком волос. Длинных. А череп — единственное, что удалось различить, не копаясь в песке, — был небольшой. Женский. Кто-то или что-то разбило черепу затылок. Недоставало большого куска.
— Я так не хочу… — шепнула Ронсуаза. — Дяденька…
«Она еще меньше, чем эта, — подумал он. — Ребенок. Сколько ей может быть лет? Двенадцать? Бедрышки уже обрисовались, но груди… Черт побери! Холера, чума и сифилис…»