Ответа не последовало. Юлия долго прислушивалась к удаляющемуся звуку шагов, а потом тяжело опустилась на колени. Она еще раз взглянула на тело Мину и заплакала. Беззвучные рыдания разрывали грудь Юлии, а слезы текли ручьями по ее щекам. Почему-то Юлия была уверена в том, что больше никогда не увидит этого галла.
На следующий день Либерии прислал небольшой отряд, которому было поручено охранять Юлию и ее спутников до самого Месалонгиона. Известие о ночном нападении повергло его в ужас. Он тут же приказал прочесать весь город в поисках Неле.
— Если эта несчастная не успела покинуть город ночью, мы найдем ее. Я прикажу выбрать для нее самый жестокий способ казни!
— Но она ведь убила всего лишь черную рабыню, — робко попытался возразить секретарь, состоявший при персоне Либерия.
— Ее преступление не убийство рабыни, — Либерии оперся ладонями на стол и подался вперед, — ее преступление — оскорбление Рима, ибо эта несчастная осмелилась обвинять жену сенатора в страшнейшем преступлении — попытке убийства собственной дочери. За эту ложь преступница должна быть жестоко наказана.
Но… — секретарь хотел возразить, что до него доходили слухи о том, что Клодия Прима вполне могла совершить такое преступление, и что всем было известно о том, как мать Юлии противится браку своей дочери. Ходили смутные слухи о том, что между Клодией и Септимусом существует даже какая-то связь…
— Никаких «но»! Ты слышал приказ? Исполняй! Скорее бы уже эта девчонка убралась отсюда. Ее присутствие действует мне на нервы, — Либерии несколько раз нервно прошел от стола к открытому окну и обратно.
— Вы имеете в виду дочь благородного сенатора Квинта? — спросил секретарь, стараясь чтобы его голос прозвучал как можно вкрадчивее, и для усиления эффекта похлопал своими ресницами. Нужно заметить, что природа рано лишила растительности его голову, но зато наградила такими густыми бровями, длинными ресницами и обильной растительностью на худощавом теле, что подобная мимика, улыбка в сочетании с хлопаньем ресницами, могла растопить сердце любого тирана. Даже такого зловредного как Либерии.
— О, боги! Ну какой же еще?!
Но что неприятного в этой девушке? — секретарь старался выглядеть как можно более невинным и наивным. По странности своего характера, он почему-то считал, что ответственен не только за состояние бумаг своего начальника, но и за его настроение, поэтому старался вернуть Либерию хорошее настроение, в тех случаях, когда тот выходил из себя.
— Что в ней неприятного? Да все! Не будь она дочерью сенатора — ее место в борделе на центральной улице. Моргает своими подведенными глазами и хмурит бровки: «Ах, ну почему вы не укрепляете границы?!». Тьфу! — Либерии грохнул кулаком по столу и даже топнул ногой. — Но слава богам, сегодня она уберется отсюда прочь, и надеюсь, что жрецы из храма Гестии в Фессалии пошлют Квинтову дочку в Дельфы, а там ее отправят еще куда-нибудь, скажем в Персию… В общем, главное, чтобы с ней ничего не случалось в Тирении, а что будет потом — это не моя забота. Все! Иди-иди… — Либерии подбежал к своему секретарю, схватил того за локоть и потащил к двери. — Пошел! — и начальник гарнизона дал подчиненному легкого пинка под зад.