…
– Извините, кто это говорит?!
– Боже мой, Боже мой. Я никогда никому первая не звоню. Я смертельно боюсь телефона. Это Беатриса Пуховер. Эллен Падуб в опасности! То есть не в опасности… но как это ещё сказать?.. Я звоню вам ради неё…
– Что такое, доктор Пуховер? Что случилось?
– Извините, пожалуйста, я говорю очень сумбурно. Сейчас, только немного успокоюсь. Я вам звонила раньше, но никто не отвечал. Я решила, вас вообще нет дома, а тут вы взяли трубку… я сразу растерялась, разволновалась. Вы меня простите?
– Всё в порядке. Говорите, не стесняйтесь.
– Мортимер Собрайл. Он у меня был – то есть не здесь, конечно, – я сейчас у себя дома в Мортлейке. Он был у меня на работе, в музее. Несколько раз. Читал разделы дневника… совершенно определённые разделы …
– Раздел о визите Бланш?
– Нет-нет. О похоронах Рандольфа! А сегодня привёл с собой молодого Гильдебранда Падуба – правда, он не совсем молодой, скорее старый, а уж толстый, это точно, но в любом случае – моложе лорда Падуба. Вы, может быть не знаете, но Гильдебранд после смерти лорда Падуба – я хочу сказать, в случае смерти – становится наследником. Лорд Падуб теперь совсем плох, так сказал Джеймс Аспидс. Вот и на мои письма не отвечает… я вообще-то ему пишу редко, нет необходимости… но когда пишу, не отвечает…
– Доктор Пуховер…
– Перехожу к делу. Но я вас точно ни от чего не отрываю? Может, я лучше завтра?
– Да. То есть нет! Не надо завтра, говорите сейчас. Я прямо сгораю от любопытства.
– Я подслушала их разговор. Они думали, я ушла, а я тихонько сидела за перегородкой. Доктор Бейли, я совершенно уверена, что профессор Собрайл намеревается потревожить – в прямом смысле! – прах Падуба и его жены. Вместе с Гильдебрандом он хочет раскопать могилу Рандольфа и Эллен в Ходершэлле! Решил выяснить, что спрятано в ларце.
– В каком ларце?
Беатриса со вздохами и придыханиями многословно поведала историю похорон поэта и под конец сказала:
– Собрайл давно, уж много лет, твердит, что надо извлечь этот ларец. Но лорд Падуб не даёт своего согласия. В любом случае для нарушения захоронения надо иметь ещё и епископскую грамоту, никакой епископ её не даст. Но он, Собрайл, заявляет, что у Гильдебранда есть моральное право на этот ларец, и у него самого тоже есть – право! – поскольку он, видите ли, так много сделал для Рандольфа Падуба… Вы представляете, что он сказал? Я запомнила слово в слово: «Давайте поступим, как те отважные воры, которые взяли картину Моне „Впечатление. Восход солнца“. Возьмём, а уж потом будем решать, что делать с сокровищем…» Представляете, каков?..