Рассерженная, Пэм подошла к стулу, единственному, кроме кровати, предмету обстановки, и, усевшись, раздраженно поглядела на подругу.
– Вы с Шоном вымотали мне нервы, понимаешь? Он обходит эту часть дома, будто тут прокаженные. Работает только в игровой комнате. Потом уходит. Рычит на всех. А на самом лица нет. Выглядит ужасно, почти так же, как ты.
– Спасибо за комплимент, – оборвала ее Блэр.
– Он думает, что ты ненавидишь его.
– Ненавижу?
– Да. Вы, умники, стоите один другого. Ведь он рассуждает так: ты повредила себе колени, спеша на помощь к нему и Эндрю. Значит, ты никогда уже не простишь его за звонок, так взбудораживший тебя в то утро.
– Да он просто псих!
– О! Эта леди говорит, что он ненормальный. – Пэм. подняла к потолку глаза и руки. – Ты видишь теперь, какой бред преследует меня последние четыре дня? Между тем ты не желаешь видеть его, поскольку он, заметь – в сердцах, ляпнул, что когда ты, искалеченная, прихромаешь к нему, то будешь ему не нужна. Боже! И за что только все это на меня свалилось? – Пэм поднялась. – Так вот, повторяю: мой дом, семья и я сама – все это к твоим услугам до тех пор, пока ты не встанешь на ноги, но я категорически отказываюсь от посредничества в ваших делах.
Выразив праведное негодование, Пэм направилась к двери.
– Кстати, мне звонила твоя мать и спрашивала, соблюдаешь ли ты предписания врача. Она просила передать, что позвонит завтра или послезавтра.
Блэр протянула руку, желая задержать подругу.
– Пэм! – позвала она. Та вернулась. – Пэм, спасибо тебе за все.
– Зачем ты так наглупила, Блэр? Ты же знала, что такая пробежка губительна для твоих ног.
Блэр пожала плечами, смахнула с глаз слезы и посмотрела в сострадательные глаза Пэм.
– Я люблю тебя.
На глазах Пэм выступили слезы.
– Я тоже люблю тебя.
Подруги помолчали, дав волю чувствам. Потом Пэм мягко, но настойчиво попросила:
– Разреши позвать к тебе Шона.
Блэр покачала головой.
– Нет, лучше не надо.
Пэм явно огорчилась.
– Ну и зря.
С этими словами Пэм вышла, злясь на глупость своих друзей, каждый из которых считал себя более рассудительным в делах житейских.
Во второй половине дня в комнату постучали.
– Войдите. – Блэр решила, что кто-то из детей спешит показать ей свои новые рисунки цветными мелками. У нее собралась уже коллекция из восемнадцати шедевров. О том, что изображено на них, знали только сами художники. Блэр приготовилась восхититься. Однако слова замерли у нее на губах: в комнату вошел Шон.
Они молчали, неотрывно глядя друг на друга и пытаясь увидеть признаки пережитых страданий. И он и она пришли к выводу, что со здоровьем все, видимо, в порядке, но складки на лбу и мешки под глазами свидетельствуют о душевном надрыве, который никто не лечит.