Я окликнула бармена:
— Оуэн, налей всем по стаканчику “Дикой индейки”.
Сценарий Винсента такого не предусматривал, и недовольный взгляд, который босс на меня бросил, это подтвердил, но мне было наплевать. Несколько самых горластых загалдели, но я сделала знак замолчать.
— Джентльмены, если вы можете немного подождать с выпивкой, хочу предложить тост.
Невероятно, но они подчинились. Все молча дождались, пока барменши-“топлесс” нальют им виски, потом вежливо поблагодарили, и ни один не улюлюкал и не пытался щипать девушек за зад.
Когда всем было налито, я подняла свой стакан.
— Предлагаю выпить за дорогу, по которой мы все должны идти, за дар, который привел Руби в этот город и к нам, за жизнь, которая безвременно оборвалась в самом расцвете. Парни, давайте почтим память нашей подруги, представление начинается!
С этими словами я рванула тонкую “липучку”, на которой держалось платье, и оно упало к моим ногам. На мне остались только крошечные черные трусики с блестками и черные кусочки фольги, налепленные на соски. В пупке у меня сверкал огромный фальшивый рубин.
— Вперед, девочки! — крикнула я. — Покажем им то, ради чего они здесь собрались.
Занавес снова медленно раздвинулся до конца, и перед зрителями предстали двадцать пять лучших исполнительниц экзотических танцев из всех клубов, какие только есть в Панама-Сити, штат Флорида. На девушках были тоненькие черные набедренные повязки и крошечные черные наклейки на груди, в пупке у каждой сиял фальшивый рубин.
Девушки выступили вперед, обогнули шест, по такому случаю задрапированный черной тканью, затем торжественно прошествовали через всю сцену, посылая воздушные поцелуи в зал. Получив первое представление о том, что за вечер им предстоит, наши зрители пришли в неистовство. Купюры летели в воздух и сыпались на сцену, как конфетти. Да, это будет та еще ночка, в Панама-Сити запомнят ее надолго. Руби была бы довольна, она вышла бы на сцену и танцевала вместе с нами, вложив в танец свое сердце. Я вспомнила, как ее тело темной грудой лежало на земле, и захотелось убежать со сцены, но я не могла. В конце концов — я профессионал, и остальные смотрели на меня, рассчитывая, что я помогу им продержаться в этот трудный час. Это как в семье — в несчастье все держатся друг за друга, чего бы им это ни стоило и как бы ни было тяжело.
В этот вечер я выступала в роли мамаши и арбитра для команды лучших и при этом самых капризных танцовщиц, каких только можно отыскать в наших краях. Поскольку мне нужно было управлять эмоциями двадцати пяти девушек, времени на то, чтобы возиться со своими собственными чувствами, не оставалось, так что я продолжала командовать парадом. Разбивала девушек на пары и тройки, старалась занять их так, чтобы не оставалось ни минуты свободной: они переодевались, помогали с реквизитом, выходили в зал и танцевали на столах.