Взяв в руки бокал и устроившись в глубоком кресле напротив кровати, Элен начала откровенный разговор.
— Билли, на этот раз все очень серьезно. Я люблю этого человека.
— Ты встретила его во Франции и провела с ним все десять дней. Он француз… — не спросил, а как будто объяснил себе Билл.
— Да, так все и было, и он француз. — Элен улыбнулась и, поставив бокал на столик, развела руками. Этот жест должен был означать: увы, с тобой все кончено.
— Ты что же, хочешь сказать, что решила… расстаться со мной? — заикаясь, спросил Билл.
— Я знаю только, что не смогу больше быть тебе… женой, — объяснила Элен. — А сестрой, наверное, смогу…
Она рассмеялась, желая разрядить гнетущую ситуацию. Но Билл внезапно ухватился за эту мысль.
— Вот и хорошо. Давай просто жить вместе. Можешь не спать со мной. Мы же и так редко спали. Мне это как-то, вроде, и необязательно.
— Твой наивный практицизм поразителен. — Элен встала с кресла и подошла к окну, глядя в темноту.
— А твой француз тоже приехал с тобой? — спросил Билли.
— Нет… он вообще не приедет…
— Глупости какие-то, — бросил Билли. — Давай прекратим этот разговор. Будем жить вместе, как брат с сестрой, если хочешь. А там посмотрим…
Он, как всегда, рассудил мудро, превратив неразрешимую проблему в мало значащее житейское дело, подумала Элен и внезапно успокоилась.
Билл погасил свет и, пожелав ей спокойной ночи, закрыл глаза. Элен легла на свою сторону кровати и отвернулась от него.
Прошел почти месяц со времени приезда Элен из Франции. Казалось бы, она просто вернулась к своей прежней жизни. Работа в газете, посещение теннисного корта, бассейна, светских вечеринок (только по долгу службы), хлопоты по дому, совместные завтраки с Биллом за милыми разговорами. Обедали и ужинали они где придется. Элен с друзьями до конца марта ездила в Скво-Вэлли кататься на горных лыжах. Билл в эти дни с радостью оставался дома поработать. Со стороны казалось, что в жизни Элен ничего не изменилось.
Но она чувствовала, что находится на грани нервного срыва. Билл стал ее раздражать. Например, его нечистоплотность, которую она раньше, хотя и замечала, но относилась к ней спокойно: перемывала за ним посуду, вычищала раковины после его небрежного мытья или бритья. Прежде она, как ребенка, просила его принять перед сном душ или причесаться утром перед завтраком. Теперь же она еле сдерживала себя, чтобы не взорваться от его неловких шуток, полтора месяца назад казавшихся ей остроумными.
О Жозефе она не думала. Он просто был внутри нее. Он заменил в ней внутренний голос. Но вместо обычного брюзгливого оппонента теперь в ней жил мудрый, тонкий, нежный, иногда ироничный, но всегда хорошо понимающий ее друг. Однако часто ее охватывала такая тоска, от которой она не находила себе места. Ее не радовали ни горные лыжи, ни любимые книги, ни просмотры кинопремьер в Голливуде. И только азарт работы не покинул ее. И за это она была благодарна судьбе.