— К тому же он протестовал слишком много и слишком горячо.
Нахмурившись, Марис вернулась к столу и опустилась на стул.
— Не знаю, папа… Мне показалось, он действительно очень разозлился. Особенно из-за прихода этого шерифа…
— Несомненно, так и было, и я его понимаю. И все же
П.М.Э. не сумел удержаться, чтобы не позвонить тебе и не выслушать твое мнение о его книге.
— А книга может получиться захватывающая, — задумчиво сказала Марис. — Этот пролог… Он заставил меня задуматься о том молодом человеке. Кто он такой? Как он жил? Из-за чего подрался со своим другом?
— Зависть, — напомнил Дэниэл. — На мой взгляд — самое низменное из человеческих чувств.
— Низменные чувства и запретные вещи — самые сильные раздражители. Об этом свидетельствует вся история книгоиздания, — улыбнулась Марис. — Кто кому завидовал? Из-за чего? Автор заставляет читателя задуматься обо всех этих вопросах…
— …И поэтому начинает свое произведение со столь интригующего пролога. Ход сильный, хотя и не новый. — Дэниэл покачал головой. — Что ты собираешься делать?
— Надо попытаться установить с ним профессиональный диалог. Если, конечно, это возможно. С таким типом работать будет непросто.
— Ты знаешь его телефонный номер? Откуда?
— Сработал определитель номера, когда он позвонил.
— Теперь они определяют и междугородные номера? — удивился Дэниэл. — О, чудеса современной технологии! В мое время…
— В твое время?.. — рассмеялась Марис. — Твое время еще не кончилось, папа.
Наклонившись вперед, она потрепала его по руке, покрытой темными пигментными пятнами. Рука была сухой, горячей, живой, но Марис не обманывала себя. Она знала — придет день, когда отца не станет. Чего Марис не представляла, это того, как она переживет эту потерю. Ей до сих пор были памятны рождественские утра, когда, проснувшись еще до света, она спешила в отцовскую спальню и, вытащив Дэниэла из постели, умоляла как можно скорее пойти вниз, чтобы посмотреть, что принес в подарок Санта-Клаус.
И это было далеко не единственное приятное воспоминание, связанное с детством и с отцом. Марис хорошо помнила, как они вместе катались на коньках в Центральном парке, как ходили на ярмарки и рылись в книжных развалах, как пили чай в «Плазе» после детского утренника или читали у камина в его кабинете. Все ее детство было неразрывно связано с отцом, и Марис долгое время была уверена, что иначе и быть не может. Только став старше, она поняла: не будь она единственным и к тому же поздним ребенком, ей, возможно, жилось бы совсем иначе. Смерть матери — а вернее, горе, которое они испытали, — могла бы развести их, но, к счастью, этого не случилось. Напротив, они стали еще ближе друг к другу. Правда, Дэниэл продолжал воспитывать Марис твердой рукой, но принуждать ее или наказывать ему приходилось крайне редко. Она всегда старалась его слушаться, и, хотя это не всегда у нее получалось, больше всего на свете Марис боялась чем-то огорчить отца.