Юное лицо Леони застыло. С холодной фамильной надменностью Сант-Андре она спросила:
— Я должна выгнать свою сестру? Ты принуждаешь меня сделать это? Дедушка, ты глупец!
На темном лице Клода отразился гнев, а карие глаза под седыми мохнатыми бровями засветились яростью.
— Да как ты смеешь так говорить со мной? Да я тебя сейчас поколочу!
Леони вздернула подбородок и взволнованным голосом произнесла:
— Если бы я была на твоем месте, дедушка, то так не сделала.
Клод изучающе посмотрел на напрягшуюся сердитую юную фигурку, и поскольку был слабым человеком, предпочитающим худой мир доброй ссоре, он только пожал плечами и сказал:
— Поступай как знаешь. Но не проси признать ее моей внучкой. Я буду терпеть ее присутствие, но не более. Поняла?
Сдержанная улыбка осветила лицо Леони.
— О дедушка!
А затем, к удивлению их обоих, обвила руками его шею и запечатлела редкий для нее горячий поцелуй на морщинистой щеке Клода.
— Большое тебе спасибо, дедушка, — мягко сказала она, и Клод почувствовал, как что-то больно кольнуло его в сердце. Сознавай, что он плохой учитель и неважный воспитатель, мучимый внезапным чувством раскаяния, Клод поднял свою старческую руку, покрытую голубой сеткой сосудов, и ласково потрепал золотистые кудри внучки.
— Ты дерзкая девчонка, моя малышка, а я — старый негодяй. Неплохая парочка, не так ли?
Леони усмехнулась и энергично закивала. В этот приезд деда между ними больше не возникли разногласия. Леони была довольна тем, что дед принял ее доводы, а Клоду было приятно сознавать, что он впервые подумал о будущем своей внучки. Но вскоре старые соблазны игорного стола и выпивки напомнили о себе, и вновь он отложил на время свои обязанности, чтобы направиться в Нью-Орлеан, предоставив Леони заботу о плантации…
…В это утро перспективы на будущее казались особенно мрачными, и Леони решила, что она сообщит об этом деду в его спальне.
Есть только один выход, думала она мрачно, продать часть земель, и это будет концом усадьбы Сант-Андре.
Сам Клод, сидя с королевским видом посредине огромной кровати в спальне с задернутыми малиновыми парчовыми шторами, думал о том же. Откинувшись на белоснежные подушки, он спокойно потягивал крепчайший черный кофе и размышлял о будущем, точнее, о будущем Леони. Однако мысли его были отнюдь не спокойными.
Его дни были сочтены. Об этом сказал доктор во время последнего посещения Клодом Нью-Орлеана. Оказавшись лицом к лицу со смертью, которая в любую минуту могла наступить из-за больного сердца, Клод понял, что тот завтрашний день, когда он собирался позаботиться о будущем Леони, уже наступил.