— За три недели управился кормщик, молодец, — сказал он, передавая список Терентию. — Зерно на мельницу. Да не сразу все молоть, а по надобности. За остальным лошадей пошли. Освободишь дощаник — пусть домой ворочается.
Боярин откашлялся, словно у него першило в горле. Степан мял в руках шапку и не уходил.
— Государь Иван Петрович, — сорвавшимся голосом вдруг сказал он, — помоги, сынок младшенький занедужил.
— Что с ним? — нахмурился боярин.
— На реках простыл, огневица, памяти нет.
— Где мальчик?
— Здесь, — с надеждой произнес Степан, — жена, вон она, на руках его держит.
Боярин повернул голову и увидел у крыльца высокую миловидную женщину с ребенком. Быстрым шагом он подошел к ней, развернул лоскутное одеяльце, взял мальчика за руку, подумал, нахмурив лоб, и молча вернулся в дом. Во двор он вышел, держа в одной руке глиняный горшок и в другой несколько сухих белых кореньев.
— Зовут тебя как, красавица?
— Анфисой, — заплакав, сказала баба.
— Три коренья свари в этом горшке. Отвар давай хворому по глотку шесть раз на день. Выпьет — свари еще… Не убивайся, поправится сынок… — Боярин снова закашлялся.
— Спасибо тебе, боярин…
Иван Петрович торопился и не стал выслушивать слова благодарности. Усевшись в седло, он тронул поводья, и гнедой конь вынес его за ворота.
Следом поскакали оружные слуги, покатилась крытая повозка с боярыней и десятка два телег со всяким припасом.
— Государь наш еще вчера собрался ехать, да не успел, — сказал Терентий, когда последняя телега выехала на улицу и привратник закрыл дубовые ворота. — Вишь, снадобье дал, теперя ребенку полегчает.
— Так-то оно так, — отозвалась Анфиса, — спасибо боярину. Однако… — она замялась, — надоть господу богу во здравие младенца молитву вознести. У Андроника-монастыря родной дядя Степана в монасех. Вот бы нам туда… — Она с мольбой посмотрела на мужа.
— Молитва никогда не помешает, — поддержал Терентий. — Сегодня в Покровском соборе сам новопоставленный владыка Филипп службу правит. Твоей молитве рядом со святительской сподручнее до бога дойти… Вот что, Степан, запрягу-ка я лошадку ради болящего младенца. Сначала к Покровскому собору поедем, а после и к Андроникову монастырю. А сейчас — ко мне. Женка пусть снадобье варит, а мы с тобой покалякаем.
Терентий Лепешка знатно угостил Степана Гурьева и его жену Анфису. Стол был заставлен всякой всячиной. От малосольных огурцов шел щекотливый чесночный дух. За обедом земляки выпили хмельного и разговорились.
— Сколь времени, милай, ты в Москве не был? — спросил хозяин, выслушав деревенские новости.