— Пуговички такие маленькие. Прости, я такой неловкий.
Но он достаточно часто упражнялся и поэтому довольно быстро управился с маленькими, обтянутыми тканью пуговичками. Едва платье упало на ковер, как Фелисия тут же избавилась от сорочки и встала перед ним, обнаженная и прекрасная. Ее тело сотрясалось в предвкушении соития, и столь беспомощная потребность вызвала во Флинне странное ощущение участия и сочувствия, так отличавшееся от обычной похоти. Он замер, правда, ненадолго, поскольку давно привык к ночам страсти и почти не отличал одной женщины от другой.
— Давай-ка испробуем для начала постель, — предложил Флинн, обнимая ее за талию и подводя к кровати.
О, это уж слишком… Он намекает на то, что будет и продолжение! Фелисия попыталась успокоиться. Флинн нежно гладил ее по спине, пока дрожь не унялась, исподтишка наблюдая, выжидая, прежде чем поднять ее на руки.
— Прости.
— Ты не виноват. Я просто не очень опытна во всем этом.
— Ты чересчур долго была одна.
— Тебе неприятно?
— Отнюдь, кроме того, у нас впереди вся ночь.
— Вся ночь? — встревожилась она. — Но я не могу.
— Почему?
Флинн не собирался отпускать женщину, не отведав всех ее прелестей сполна.
— Мои слуги будут беспокоиться.
Он постарался скрыть потрясение.
— Пошли им записку.
— Но что они подумают?
Сев на матрас, Флинн притянул ее к себе на колени и мягко объяснил:
— Дорогая, это всего лишь слуги. В данном случае записки более чем достаточно.
— Они скорее друзья.
— Друзьям тоже придется довольствоваться запиской. Напиши, а я вызову посыльного, — предложил он.
— Прости.
Стараясь игнорировать тяжесть в паху, он великодушно отмахнулся:
— Это не проблема.
— Мне правда очень жаль, — пробормотала она, не сводя глаз с его бедер.
— Я могу подождать.
— Ты правда очень мил.
— Посмотрим, сможешь ли ты повторить это утром, — усмехнулся он. — Я не дам тебе спать всю ночь.
Открыв ящик стола, он вынул листок бумаги и конверт.
— Правда? Всю ночь? Ты не… шутишь?
Весело блеснув глазами, Флинн поднял ручку с письменного прибора.
— Даю слово.
Фелисия глубоко вздохнула.
— Я ошеломлена.
— Поверь, это будет лучше, чем тебе представляется.
Он захватил чернильницу и двинулся к кровати.
— Лучше?
— О да, это я могу гарантировать.
Он не чувствует ни малейшей неловкости от своей наготы!
— Потому что ты часто это делаешь и знаешь о женщинах все?
— Потому что ты необыкновенная и интригуешь меня, и я готов вспахивать тебя всю ночь.
— О Боже…
Почему-то грубость не оскорбила ее, а наоборот, где-то в глубине, в самом сокровенном месте, вспыхнул огонь.
— Пиши, — тихо скомандовал Флинн, сунув ей в руку перо и чернила. Фелисии приходилось сдерживать себя, чтобы не коснуться его могучей плоти.