— Вы просто невежа! — прошипела Аделаида.
Она проклинала его бессилие, ругая себя за то, что не выгнала этого доктора раньше. Хотя он и присутствовал при двух ее родах, степень его непрофессионализма стала ей ясна только теперь.
Ужаснувшись, Аделаида послала за Беатрис, накричав на слуг, которые бросились на лихорадочные поиски старой няни. Беатрис была для Аделаиды больше матерью, чем ее собственная, и во времена опасности или горя она всегда звала ее.
Примерно через двадцать минут старая няня показалась на лестнице, и Аделаида ударилась в слезы.
— Я должна была позвать тебя раньше, — проговорила она сквозь душившие ее рыдания.
Беатрис успокаивающе погладила ее и затем спокойным голосом, которым она прекращала все страхи в детстве, сказала:
— Тише, тише, дитя мое. Я здесь, и ты должна быть мужественной.
Успокоив своего взрослого ребенка, она прошептала:
— Пойдем, — и коснулась кончика носа Аделаиды, как она всегда делала, чтобы польстить ей, — помой руки и помоги мне.
Не дожидаясь ответа, старая женщина направилась к фарфоровой раковине в углу комнаты и стала тщательно намыливать руки.
— Нам не нужен этот глупый врач, чтобы ребенок появился на свет. Моя мама и бабушка рожали детей задолго до того, как эти доктора появились на свет.
— Слава Богу, — сказала Аделаида со вздохом облегчения.
— Не благодари Бога, — ответила прагматично старая крестьянка, проворно вытирая руки. — Я буду более полезна, но если хочешь молиться, то молись за то, чтобы утроба этой молодой женщины выдержала. Мы будем переворачивать ребенка.
Это был жестокий, напряженный процесс, и Аделаида послушно выполняла все приказы Беатрис держать или давить, как только старуха отдавала свои распоряжения.
— Не так! Не так! — закричала она однажды, когда давление Аделаиды ослабло, и ребенок скользнул обратно.
Аделаида заплакала, видя, что их маленький успех мгновенно сошел на нет, руки ее устало опустились.
— Вытри глаза, детка, и начнем сначала, — спокойно сказала Беатрис, хотя и сама уже побаивалась за Импрес. Пульс у нее был прерывистый, слабый, работа шла медленно. Во время этих утомительных операций Импрес оставалась в бессознательном состоянии, но ее глаза несколько раз все же открылись в беспокойном волнении.
Трей! — вскрикнула однажды она громко, наполовину поднявшись, словно увидела привидение. — Не говорите Трею, — прошептала она, скользнув обратно во мрак забытья.
Она не в себе, решила Аделаида, устраивая ее поудобнее и ласково поглаживая по плечу.
— Трей — ласкательное имя ее мужа, — пробормотала сестра, когда Беатрис подняла глаза. — Он умер в Америке шесть месяцев тому назад.