Итак, веселая вдова развлекалась с мужчинами допоздна, подумал он, разглядывая ее стройную фигуру, четко выделяющуюся на фоне окна. Почему это для него такой сюрприз? Если кто-нибудь и понимал ее развратную натуру, так это он. Как могла она выглядеть, такой свежей и невинной, словно весенний цветок, этим утром в своем бледно-желтом платье, со своими светлыми волосами, как у ребенка, и быть куртизанкой? Он почувствовал желание обнять ее тонкую талию, притянуть Импрес к себе, почувствовать тепло ее тела и зарыться лицом в пахнущие фиалками волосы. Он не мог обманывать себя больше, что дети единственная причина появления его, и, полный ревности ко всем мужчинам в ее жизни, сказал хозяйским тоном, которым никогда до этого не разговаривал с женщинами:
— Я больше не буду ждать так долго.
Обернувшись, Импрес не стала притворяться, что не поняла его, и, смерив взглядом Трея, прокляла в душе его невыносимую уверенность.
— Ты не можешь заставить меня.
Он улыбнулся.
— И не должен.
Его самонадеянность, внезапное будоражащее появление, чувственность — все раздражало ее. Но она знала, что если быть честной с собой, Трей прав. И это раздражало больше всего. Как мог он-с ленивым мерцающим взглядом этих серебристых глаз — заставить ее испытывать желание к нему, вызывать внутренний трепет, когда все мужчины, ухаживающие за ней с таким пылом, не вызывали никакого волнения? Он не предлагал ничего, кроме мимолетного удовольствия с последующей потом сердечной болью, и за это Импрес ненавидела его.
— Я была бы признательна, если бы ты не появлялся здесь больше, — сказала Импрес, приходя в ярость от его самообладания, рассерженная собственной реакцией.
— Мы должны проголосовать за это, — сказал Трей, — думаю, следует спросить детей.
Краска бросилась в лицо Импрес.
— Черт бы тебя побрал, Трей, — сказала она, испытывая желание кричать, надавать ему пощечин, лишь бы согнать выражение самонадеянности с его лица, — не смей возвращаться в их жизнь!
Он наградил ее теплой снисходительной улыбкой.
— Будь осторожна со мной, — произнес он без злобы и поднялся с пола одним стремительным скользящим движением.
Каждый раз, когда открывалась дверь перед очередным посетителем, Импрес тряслась от страха, что Трей опять вторгнется в круг ее друзей и устроит скандал. Если он скажет, что купил ее в публичном доме, или даже намекнет, что она выставляла себя на продажу, она не переживет позора. Возможность такого кошмарного развития событий вызывала у Импрес ужас. Привыкшая к добродушному подшучиванию и легкому флирту на традиционных чаепитиях, в тот день она отослала всех под предлогом головной боли.