Его длинные пальцы скользнули во влажное средоточие, которое вызывало танталовы муки, деликатно погладили атласную мягкость кожи и проникли внутрь к самому волнующему центру удовольствия. И тогда Трей услышал ее глубокий блаженный вздох наслаждения. Полностью потеряв ощущение реальности, Импрес раскачивалась при каждом движении его пальцев, негромко постанывая и проклиная Трея за то, что он доставлял ей счастье. Ей бы следовало быть холодной и безразличной, не поддаваться на терзающие прикосновения, не жаждать, чтобы он занялся с ней любовью, не замирать от наслаждения.
— Пожалуйста, Трей… я не могу больше ждать, — прошептала она, — пожалуйста… пожалуйста.
Она готова раствориться в страсти, подумал он, основываясь на своем богатейшем опыте. Наконец-то он нашел свой земной рай и после долгих месяцев изгнания готов был войти через врата Импрес в этот рай.
Долгое изматывающее ожидание закончилось.
Трей отвел свои пальцы и отодвинулся от покрытой резьбой спинки кровати. Несмотря на то, что Импрес не сознавалась, она была распалена, распалена еще раньше, а его собственная страсть стала явной с первого раза, когда он увидел ее, приехав в Париж. Закончилось противоестественное принуждение; он собирался завершить сжигающее его страстное желание к прекрасной женщине, которая уехала от него, которая влекла к себе всех мужчин Парижа, которая отказывалась признать, что хочет его, но сейчас таяла в его объятиях, несмотря на злые слова. Импрес была точно такой же, как он ее помнил.
— Иди сюда, — сказал Трей резким тоном. — Иди сюда и сядь на меня.
Страсть билась, ища выхода, в сознании и теле Импрес; всей разгоряченной пылающей кожей и напряженными нервами она хотела его, но гордость заставила ее остановиться. Стоя неподвижно, Импрес смотрела на него расширенными затуманенными глазами.
— Тебе решать, — сказал Трей мягко.
Импрес подошла, пристально глядя на него. Полностью одетый, только с расстегнутыми брюками, он как бы подчеркивал своим видом при ее наготе пренебрежение к женщине, ее рабское послушание. Подобно дневному посещению членами жокей-клуба публичного дома перед скачками, где не было необходимости полностью раздеваться, чтобы воспользоваться услугами проституток. Можно даже не ложиться в постель, чтобы не измять брюки.
— Уверен, что ты знакома с этим способом, знаю, что делаешь так, — поправился он, осматривая ее чувственное тело светлыми мерцающими глазами и видя, что она колеблется. — Незачем притворяться.
Он откинулся на несколько дюймов назад, не предлагая ей помощи, а только ослабив галстук и обнажив золотую цепь на шее.