Она рывком встала с постели и решительным шагом направилась в гостиную, словно хотела побыстрее удалиться из спальни, где каждая вещь напоминала о любовных играх, где сам воздух, казалось, еще дышал страстью. Лучше не дразнить попусту свои чувства напоминаниями о прошедших упоительных часах, твердила она себе.
Но и гостиная наводила на все те же мрачные мысли — ибо здесь они занимались любовью чуть ли не в каждом углу. Тут, там, и там, и там…
Обведя комнату взглядом. Флора горестно вздохнула. Схватив со стула небрежно брошенную на спинку Адамову сорочку, она порывистым жестом прижала ее к своей голой груди — как будто этим куском шелка могла закрыться от горестных размышлений. Куда там! Сорочка пахла Адамом.
Наплыв эмоций был так велик, что Флора проворно отшвырнула сорочку прочь, словно змею. После этого нервы разыгрались до того, что она, по-прежнему голая, стала вышагивать по периметру комнаты. Черт побери этого Адама! Никогда раньше мужчины не приводили ее в состояние внутреннего смятения и душевного разброда. Никогда! Чтобы вот так переживать, маяться и голышом метаться по комнате — нет, такое впервые! Обычно мужчины были милым развлечением, способом развеяться между учеными трудами — забава в ряду других забав. Душа ее почти не участвовала в любовных приключениях. Было занятно лишиться девственности, было занятно опробовать разных мужчин в постели. Но чтобы трепетно любить, трагически страдать, охать, ахать и суетиться и вообще переживать весь тот вздор, что описан в романах, — такого не бывало. И вот — пожалуйста! Это отвратительно, глупо и недопустимо!
Натыкаясь на какие-то предметы мебели, Флора раз десять обежала всю гостиную, постепенно доводя себя до состояния, близкого к исступлению.
И к своему величайшему ужасу, когда Адам вошел в номер, она сделала то, что достойно лишь самой последней дуры: кинулась к нему, обхватила его, как испуганный темнотой и одиночеством ребенок, и разрыдалась у Адама на груди.
— Извини… извини, пожалуйста, — лепетала она между всхлипами, но взять себя в руки никак не могла, и потоки слез продолжали литься из ее глаз.
Молодой человек был несколько ошарашен.
— Что случилось? — снова и снова спрашивал он, ласково поглаживая ее по волосам.
— Ничего… все замечательно, — выдавила из себя Флора и заплакала пуще прежнего.
Он обнял ее и нежно зашептал:
— Прости, золотце, я не должен был уходить. Скажи же, что случилось?
Его сочувствие, его ласковые слова вызвали новую серию особенно отчаянных всхлипов.
Адам отодвинул девушку от себя и вопросительно заглянул ей в глаза.