И вдруг его взгляд прояснился. Он посмотрел на Флору вполне осмысленно и спросил:
— Как Люси? Доктор с ней?
— Люси намного лучше, и доктор рядом с ней, — ответила Флора, ласково гладя его руку.
Этот вопрос Адам задавал не впервые. Впадая в забытье, он забывал ответ и спрашивал снова. И с каждым разом слова «Люси намного лучше» были ближе и ближе к истине.
— Хорошо, — прошептал Адам. Его глаза бессильно закрылись, и он опять погрузился в опиумный сон.
В следующие три дня отчаянная борьба за исцеление обоих больных продолжалась. Доктор Поттс предупредила, что болезнь может дать рецидив, если не соблюдать строго ее предписания. Так что у Флоры не было и часа спокойного. Когда засыпал Адам, просыпалась Люси — и ей надо было давать лекарства, заставлять ее пить и так далее. Когда наконец забывалась сном девочка, просыпался Адам — и теперь ему следовало давать лекарства, заставлять его пить и так далее. Без надлежащего ухода и мер предосторожности холера могла вернуться в ближайшие три недели — и ослабленный больной мог умереть.
Доктор Поттс забегала в вагон при каждой возможности. Присланные ею сиделки проводили регулярную дезинфекцию, помогали готовить пищу, менять и кипятить белье, купать больных.
На четвертое утро Флора поняла, что с Адамом все будет в порядке, когда он вдруг пришел в себя в ванной — собственно, огромном тазу, — в котором его купала одна из дюжих сиделок.
Увидев, что он голый и его намыливает какая-то незнакомая женщина, Адам громко позвал Флору. До этого он говорил лишь характерным сухим холерным шепотом — приходилось наклоняться к нему, чтобы расслышать слова. Услышав его твердый голос, Флора возликовала.
Она прибежала на отчаянный зов возлюбленного. Адам вежливо обратился к сиделке:
— Извините, не могли бы вы оставить нас наедине?
Когда женщина вышла из спальни, где на полу стоял таз с водой, в котором восседал ошарашенный Адам, он настороженно спросил:
— Черт побери, что это за женщина?
Флора расхохоталась.
— Сиделка. Я рада, что тебе лучше.
— Станет тут лучше! Открываю глаза — кругом вода и пена, и эта вот страхолюдина елозит мочалкой у меня в паху. Думал, я уже умер и попал в ад. А вошла ты — и снова рай.
К нему вернулось и чувство юмора — тоже добрый признак.
— Где наш вагон? И что с Люси? — тут же посерьезнел Адам. — Она… она жива? Только правду.
— Успокойся, она жива и чувствует себя хорошо. Ей настолько лучше, что приходится силой удерживать ее в постели — уже хочет бегать. Мы не пускали ее к тебе, чтобы не беспокоить тебя… да и ей не прибавлять тягостных впечатлений.