Не обидела ли она Джека, так внезапно отдернув руку? Кто знает. Его нелегко разгадать. Мелли понятия не имела, что Джек о ней думает. Одно она знала наверняка: он всегда готов встать грудью на ее защиту. Сила, с которой он недавно оттолкнул ее, спасая от опасности, лишний раз подтверждала это.
Но что он думает о ней — придворной даме, дочери лорда Мейбора, благородной девице, стоящей рядом с ним, подмастерьем пекаря?
Джека часто мучило что-то во сне. С закрытыми глазами и блестящим от пота лицом он ворочался на своей подстилке, выкрикивая непонятные Мелли слова. Ночь, которую они провели две недели назад под покровом хвойного леса, была самой тяжелой из всех.
Мелли тогда проснулась сама не зная отчего. В ту ночь, что бывало редко, утих ветер и смягчился мороз. Мелли взглянула на Джека и сразу поняла, что его мучит кошмар. Щеки его ввалились, а жилы на шее напряглись. «Нет! — бормотал он, срывая с себя плащ и одеяло. — Нет!»
Мелли села, решив подойти и разбудить его. Но не успела она встать, по лесу прокатился душераздирающий вопль: «Не надо!»
Этот крик точно изменил самую сущность ночи и Вселенной. Все стало живее, ближе — и страшнее. От мучительной мольбы, заключенной в этом вопле, кровь застыла у Мелли в жилах — а Джек затих и погрузился в более спокойный сон. Ей же так и не удалось больше уснуть. Луна, точно повинуясь крику Джека, померкла, и настала тьма. Мелли лежала без сна среди неестественной ночной тишины, боясь, что, если она уснет, мир наутро станет другим.
Мелли содрогнулась при этом воспоминании и плотнее запахнулась в плащ. Джек сидел в своем углу, обдирая мокрую кору с поленьев. Курятник слишком мал, чтобы разводить огонь, и дыму некуда будет выйти, потому что ставни закрыты, — но Джек не любил сидеть сложа руки.
Мелли в десятый раз за день вытащила затычку из ставни — будто бы для того, чтобы посмотреть, что делается на дворе. Но буря надвигалась с востока, Мелли же смотрела на запад, стараясь различить что-то в слепящей белизне, где исчез второй хальк.
* * *
Тавалиск поднял прикрывавшую сыр салфетку и втянул в себя аромат. Превосходно. Профаны всегда первым делом осматривают сыр, ища голубые жилки, которые должны быть четкими и в то же время тонкими. Но Тавалиску было достаточно одного запаха. От голубого сыра не должно пахнуть приторно, как от молочницы, — нет, это король сыров, и пахнуть он должен как король. Предпочтительно покойный. Не все, к сожалению, способны оценить этот аромат начинающегося распада, идущий от грибницы, пронизавшей тело сыра.