Торговец был другом отца Абдуллы.
– Почему же, о сын знаменитейшего на Базаре, – спросил он, – ты желаешь расстаться с тем, что, судя по цене, представляет собою жемчужину твоей коллекции?
– Я реорганизую свое предприятие, – отвечал Абдулла. – Ты, вероятно, слышал, что я скупаю картины и другие произведения искусства. Чтобы освободить для них место, мне приходится распродавать наименее ценные из залежавшихся у меня ковров. И мне пришло в голову, что продавец небесного полотна вроде тебя снизойдет до того, чтобы помочь сыну своего старинного друга сбыть с рук эту несчастную цветастую тряпку по бросовой цене.
– В будущем содержимое твоей палатки будет представлять несомненный интерес, – заметил торговец. – Позволь предложить тебе половину того, что ты просишь.
– О скупейший из скупцов! – отвечал Абдулла. – Даже бросовая цена – это деньги. Но ради тебя я, пожалуй, скину два медяка.
День был долгий и жаркий. Однако к вечеру Абдулла продал все лучшие свои ковры и выручил за них почти вдвое больше, чем когда-то заплатил. По его подсчетам, теперь у него оказалось достаточно наличности, чтобы содержать Цветок-в-Ночи в разумной роскоши месяца примерно три. А после – после либо подвернется еще что-нибудь, либо сладость ее нрава примирит ее с бедностью. Абдулла сходил в бани. Он сходил к цирюльнику. Он зашел к парфюмеру и надушился благовонными маслами. Затем он вернулся в палатку и переоделся в лучшие одежды. У этих одежд, как и у одежд большинства торговцев, было много разнообразных хитроумных отделок – вставок, вышивок и оторочек, которые на деле были вовсе не отделками, а тщательно замаскированными карманами для денег. Абдулла распределил свое новоприобретенное золото по этим тайникам и был наконец готов. Без особой охоты он отправился в старую отцовскую лавку. Он твердил себе, что так легче скоротать время до побега.
Было очень странно подниматься по пологим кедровым ступеням и входить в дом, где он провел большую часть детства. Витавший там аромат – запах кедра и благовоний и шерстяной, маслянистый ковровый дух – был Абдулле настолько знаком, что стоило ему закрыть глаза – и он воображал себя десятилетним мальчиком, играющим за рулонами, пока отец торгуется с покупателем. Но с открытыми глазами ничего подобного Абдулла не видел. Сестра первой жены его отца питала прискорбную слабость к ярко-лиловому. Стены, решетчатые перегородки, кресла для покупателей, прилавок и даже конторка – все было выкрашено в любимый цвет Фатимы. Сама же Фатима вышла навстречу Абдулле в платье того же оттенка.