Шэрон покачала головой.
— Лицевая, — бормотала она, — изнаночная, изнаночная, лицевая.
Дальнейшие уговоры ни к чему не привели, девочка не реагировала, только считала вслух петли. Наконец Джинни сдалась и, в последний раз посоветовав Шэрон заснуть, пошла в комнату сыновей.
Там пахло сигаретным дымом, немытым телом и грязным бельем. Стэн тихо спал в своей кровати, со всех сторон защищенный рядами мягких игрушек. Лежал он, сбросив одеяло и сунув руку в пижамные штаны.
— Он каждую ночь дрочит. Ему никто не нужен. Своего члена хватает.
Слова Джимми донеслись из самого темного угла комнаты, где запах был самым сильным и где вспыхивал красный огонек, освещая уголок губ и костяшки пальцев. Она оставила руку Стэна на месте, лишь укрыла его и тихо сказала:
— Сколько раз я просила тебя не курить в постели, Джим?
— Не помню.
— Успокоишься, только когда сожжешь этот дом до тла?
Он фыркнул в ответ.
Отдернув шторы, Джинни приоткрыла окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. Лунный свет упал на коричневое ковровое покрытие и высветил валявшуюся на полу разломанную модель парусника. Джимми с отцом не один час и не один день провели за кухонным столом, делая чертежи, вырезая, раскрашивая, склеивая. За эту модель Джимми получил приз.
Джинни тихо вскрикнула.
— Какая жалость, Джим. Это Стэн… Джимми подавил смешок. Она подняла глаза.
— Это не Стэн, — сказал он. — Он дрочит, ему не до уборок. Да что там — детские игрушки. Кому они нужны?
Джинни посмотрела на книжную полку под окном. На полу лежали обломки всех остальных моделей.
— Но вы же с папой, — бессмысленно начала Джинни. — Джимми, вы с папой…
— Да, мам? Что мы с папой?
— Это то, что осталось тебе от него, — сказала Джинни. — Эти корабли. В них ты с отцом. В этих кораблях.
— Этот негодяй сдох, так? И какой смысл оставлять о нем память в доме? Лучше начни выкидывать весь этот хлам, мама. Картинки, одежду, книги. Старые биты. Его велосипед. Все выброси. Кому это надо?
— Не говори так.
— Ну конечно! Да я рад, что…
— Я этому не верю, Джим.
— Почему? Тебе-то что, мам? — Вопрос прозвучал резко. Он повторил его и добавил: — Ты жалеешь, что его не стало?
— У него был трудный период. Он пытался разобраться в себе.
— Ну да, как и все мы. Только мы разбираемся, не трахая при этом какую-то шлюху.
Джинни порадовалась темноте. Темнота прятала и защищала.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я знал. Про отца. Про эту его блондиночку. Про великие духовные поиски папочки, которыми он якобы занимался, а сам тем временем как следует вставлял ей. Искал себя. Какой же двуличный подонок!