— Не делай этого, Оливия, — попросила она. — Ты еще все можешь исправить. У тебя был трудный период, дорогая, но это не означает, что твоим мечтам наступил конец. Я тебе помогу. Твой отец тебе поможет. Но ты должна пройти свою половину пути.
Я видела, что она разводит пары для чтения проповеди. Ее глаза начали загораться этим огнем.
— Не трудись, Мириам, — сказала я. — Я ухожу. Буду поздно.
Это было ложью, но я хотела отделаться от матери. Она быстро сменила тактику.
— Оливия, ты нездорова. У тебя было серьезное кровотечение, не говоря уже об инфекции. Всего три дня назад у тебя была, — показалось ли мне, что ей трудно было выговорить следующее слово? — операция.
— Я сделала аборт, — сказала я, с удовольствием увидев, как по ее телу пробежала дрожь отвращения.
— Думаю, нам лучше забыть об этом и продолжать жить.
— Да. Правильно. Ты забывай, вернувшись к своим конвертам, а я буду продолжать жить.
— Твой отец… Оливия. Не делай этого.
— Папа переживет. И ты тоже. — Я повернулась. Призывы к благоразумию сменились торгом. Она сказала:
— Оливия, если ты сегодня вечером уйдешь из дома… после всего, через что ты прошла, после всех попыток помочь тебе… — Она умолкла. Я повернулась к ней. Она сжимала авторучку, как кинжал, хотя лицо ее казалось абсолютно спокойным.
— Да?
— Я умываю руки.
— Не забудь мыло.
Я оставила ее вырабатывать выражение лица, подходящее покинутой матери. И ушла в ночь.
В «Джулипсе» я встала у бара, наблюдая за посетителями и слушая игру Ричи. Во время первого перерыва он протолкнулся ко мне, не обращая внимания на пытавшихся заговорить с ним, его взгляд был прикован ко мне, как железо к магниту. Он взял меня за руку, и мы прошли за сцену.
— Лив. О, детка, — сказал он, обнимая меня, как хрустальную вазу, и перебирая мои волосы.
Остаток вечера я провела за сценой. Между выступлениями мы курили гашиш. Я сидела на коленях у Ричи. Он целовал мне ладони и шею. Отшил ребят из своей группы, когда они приблизились к нам. Сказал, что без меня он ничто.
Когда «Джулипс» закрылся, мы пошли выпить кофе. Освещение в кафе было ярким, и я сразу же заметила, что выглядит Ричи неважно. Глаза стали еще больше похожи на глаза бассет-хаунда, кожа обвисла. Я спросила, не болел ли он. Он ответил, что разрыв с женой подействовал на него сильнее, чем он предполагал.
— Лоретта продолжает любить меня, детка, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты об этом знала, потому что лжи между нами больше не будет. Она не хотела, чтобы я уходил. Даже теперь она хочет, чтобы я вернулся. Но для меня это неприемлемо. Без тебя я не могу. — Он сказал, что первая неделя без меня открыла ему глаза. Сказал, что остальное время собирался с мужеством, чтобы сделать этот шаг. И добавил: — Я слаб, детка. Но ты, как никто другой, даешь мне силы. — Он поцеловал кончики моих пальцев и закончил: — Поехали домой, Лив. Дай мне все исправить.