— Очевидно, она обжиралась тайком от всех, — продолжал Линли, будто и не заметив, что его перебили.
— Нет, мне так не кажется, — возразила Барбара. Она вела себя глупо — упрямо и агрессивно, и сама это сознавала. Вот только остановиться не могла.
— В чем, по-вашему, я не прав?
— Вся эта еда ведь так и осталась в тайнике. Может, она давно там лежит.
— Прошло уже три недели. Вид у припасов был как раз соответствующий.
— Хорошо, ладно, — согласилась Барбара. — Но с психическим расстройством — это не пройдет.
— Почему?
— Черт побери, как вы это докажете? Линли принялся загибать пальцы:
— Два сгнивших яблока, три почерневших банана, расползшаяся груша, кусок хлеба, шестнадцать бисквитов, три наполовину съеденных пирожка и три пакета чипсов. Ну и как вы это объясните, сержант?
— Понятия не имею, — отвечала она.
— Ну, раз у вас нет собственных идей, почему бы не принять мою? — Он секунду помолчал. — Барбара!
По его интонации она сразу поняла, что необходимо его остановить. Он все равно не поймет, не сможет понять.
— Извините, инспектор, — поспешно проговорила Хейверс. — Я понервничала там, на ферме, и с тех пор… с тех пор я все время перечу вам. Извините, пожалуйста.
Он даже растерялся.
— Ладно. Забудем об этом, хорошо?
И в этот момент хозяин бара гордо поставил перед своими гостями две тарелки.
— Курица с горохом! — возвестил он. Барбара вскочила и выбежала вон.
— Нет, Эзра, прекрати! Я не могу!
Даже не пытаясь заглушить проклятие, Эзра Фармиигтон поднялся, выпустив из своих объятий отчаянно сопротивлявшуюся девушку, и присел на край кровати, пытаясь отдышаться и успокоиться. Его сотрясала нервная дрожь. Горько посмеиваясь над самим собой, он отметил, что сильнее всего трясется голова. Уронив голову на руки, молодой человек вцепился пальцами в свои светлые волосы. Сейчас она примется реветь.
— Полно, полно! — попросил он и добавил в сердцах: — Я же не насильник, черт меня побери!
И тут она все-таки заплакала, прижимая ко рту кулачок, содрогаясь от горячих бесслезных рыданий. Эзра потянулся к лампе.
— Нет! — вскрикнула она.
— Дэнни! — произнес Эзра, пытаясь говорить как можно спокойнее, но понимая, что каждое слово, выдавливаемое сквозь стиснутые зубы, звучит угрозой. На девушку он не глядел.
—Прости меня! — умоляла она.
Который уж раз! Сколько так может продолжаться?
— Знаешь, это просто смешно. — Он потянулся к часам, разглядел на подсвеченном циферблате, что уже восемь часов, и, нацепив часы, принялся одеваться.
Девушка зарыдала еще громче. Потянулась к нему рукой, коснулась обнаженной спины. Эзра дернулся, подхватил одежду и вышел из комнаты в ванную. Полностью оделся и постоял там минут пять, мрачно уставившись на свое отражение в тусклом зеркале, пока часы отсчитывали секунды.