— Что — к моему сведению? — спросил Грей.
Он снова посмотрел на нее, и Сара испугалась. Она крепко сжала дрожащие губы и отвернулась. Ее трясло от страха; машинально она дотронулась до губ кончиком языка, как бы ощупывая их, и он понял, что к таким свидетельствам мужской страсти она не привыкла.
Грей застыл: глубоко скрытая боль, которую он ощутил, проснувшись, вспыхнула с новой силой. Давно уже он не испытывал такого непреодолимого желания.
В последние месяцы брака его сексуальные желания сошли на нет, у него даже не возникало мысли отомстить жене за неверность и предательство, меняя женщин как перчатки. Правда, у него случались связи, но в основном это был союз умов, а не тел.
И для него было большой неожиданностью, что он еще способен испытывать такое глубокое физическое влечение, и что еще хуже — влечение к женщине, от которой он намеренно держался на расстоянии.
И только позже, по дороге на фабрику, он задал себе вопрос: почему у него с первой их встречи возникла уверенность, что именно она та женщина, против которой ему придется возводить баррикады; именно она сможет пробить броню, в которую были закованы все его чувства и желания?
Он проклинал себя за то, что пригласил ее на работу, но иного выхода у него не было: нужно было позаботиться о Робби. Робби — его дитя, его сын… Робби, который его боялся благодаря стараниям матери. Но прошлой ночью, испуганный дурным сном, мальчик позвал его, прижался к нему теплым своим тельцем, и его затопила такая горячая волна любви, отчаяния и боли! Любви к ребенку, который был частью его самого; отчаяния, что столько лет они прожили в разлуке; боли, которой были окрашены их нынешние отношения.
Он не мог понять, что же с ним происходит. Он вырвал с корнем все чувства, внушая себе: куда безопаснее не чувствовать, не любить, — и вдруг оказался беззащитным, броня лежала у его ног, а он был наг и изранен…
Грей перевел дух, стараясь успокоиться, вздрогнул при воспоминании о том, что пережил, разглядывая припухшие Сарины губы. Он ревновал ее к тому, кто имел право целовать ее с такой страстью и такой силой, и не замечал — или не желал замечать, — что причиняет ей боль.
Она сказала, что у нее нет приятеля, вспомнил он. Но ведь кто-то ее целовал. Боже мой, если закрыть глаза, то можно ощутить мягкость ее губ, услышать стоны восторга; прикоснуться к груди, почувствовать, как начинает дрожать ее тело в ответ на его ласку…
Он выругался, когда радом просигналила машина, и увидел, что зажегся зеленый свет, а он сидит, уставившись в пространство.