Желание пронзило его тело, словно тысяча кинжалов. Его мужское естество напряглось и затвердело. Больше всего на свете ему хотелось сию же минуту глубоко погрузиться в ее плоть. Черт возьми, он чувствовал себя как кобель, обхаживающий течную суку!
Он презирал себя за такие мысли. Ведь, решившись выкрасть ее из монастыря, он и не предполагал, что его охватит такое неукротимое желание. К этому он не был готов. Но и лгать себе больше не мог и был вынужден признать, что его влечение не подчиняется его воле. И все же… оно-то как раз и будет способствовать достижению его цели.
Едва оказавшись на ногах, она торопливо отняла у него свою руку. Увидев, что она покраснела, он понял, что она заметила направление его взгляда. Может быть, она вспомнила, что он видел ее обнаженной в пастушьей хижине? Он, например, об этом вспомнил!
Взяв стоявший у окна стул с прямой спинкой, он поставил его рядом с ней.
— Сядь! — сказал он.
Она села и сложила руки на коленях. Камерон насторожился и пристально посмотрел на нее. Что это? Неужели она дрожит? Или это ему показалось? Нет, он не ошибся. Она перепугана до смерти. Он, конечно, хочет ее, это правда, но не трясущуюся от страха.
Заметив на столе поднос с нетронутой едой, он нахмурился.
— Почему ты не ела? — спросил он.
— У меня нет аппетита, — ответила она, теребя складку на рубашке.
— Почему? Может быть, тебя беспокоит рана? Она покачала головой.
— Тогда в чем дело?
Она вдруг подняла на него огромные, потемневшие, обиженные глаза. Камерон заглянул в их глубину, и его охватило раскаяние, но он быстро взял себя в руки, опасаясь попасться на ее удочку. А вдруг это уловка с ее стороны? Опустила себе глаза и прикрыла ресницами — поди угадай, о чем она думает?
Он снова нахмурился. Может быть, она думает, что если сыграть роль послушной, скромной леди, то его одолеют угрызения совести и он ее отпустит? Хоть она и собиралась стать монахиней, а пользуется такими же хитрыми уловками, как и любая женщина! Но она ошибается, если надеется, вызвав у мужчины угрызения совести, заставить его плясать под свою дудку! Есть гораздо более приятные способы — для них обоих! — заставить мужчину выполнить просьбы женщины.
— Скажи мне, Мередит, о чем ты думала, когда я вошел в комнату? Нет, лучше я попробую угадать. Ты замышляла побег?
Она вскинула голову.
— Нет!
— В таком случае скажи, о чем ты думала? — повторил он, взяв ее за плечи.
— Если хочешь знать, я думала о твоих братьях. И о твоем отце…
— О моих братьях? О моем отце? Ты, наверное, проклинала их и молилась, чтобы они горели в вечном огне?