Тибо же они оставили здесь одного умереть как собака.
У башмачника уже на языке были пожелания всех несчастий, какие только можно придумать для злейшего врага.
Но с тех пор, как Тибо перестал быть Тибо, и на все то время, пока ему предстояло оставаться бароном Раулем, он утратил всю свою волшебную силу.
Оставалось дождаться девяти часов вечера; но доживет ли он до этого часа?
Он испытывал сильнейшее беспокойство. Если он умрет раньше девяти часов, кого же из них не станет: его, Тибо, или барона Рауля? Могло случиться и то и другое.
Но больше всего Тибо злило то, что эта беда приключилась с ним снова по его же собственной вине.
Он помнил, что, перед тем как пожелать сделаться на двадцать четыре часа бароном, он произнес эти или похожие слова: «Я от души посмеялся бы, Рауль, если бы граф де Мон-Гобер застал тебя у своей жены; это прошло бы не так, как вчера у бальи Маглуара, и вам пришлось бы обменяться ударами шпаг».
Как видите, первое пожелание Тибо исполнилось с не меньшей точностью, чем второе; в самом деле, удары были и даны и получены.
Ценой немыслимых усилий, испытав при этом жесточайшую боль, Тибо удалось встать на одно колено.
В этом положении он смог увидеть идущих оврагом людей; они направлялись на рынок в Виллер-Котре.
Он хотел позвать их, но захлебнулся кровью.
Подняв шляпу на острие охотничьего ножа, он стал подавать знаки, как делают потерпевшие кораблекрушение.
Но силы оставили его, и он без чувств упал на землю.
Через некоторое время он опять пришел в сознание.
Ему показалось, что его качает словно на корабле.
Он открыл глаза.
Крестьяне, которые шли на рынок, его заметили; они не знали, кто он такой, но сжалились над красивым молодым человеком, истекавшим кровью, сделали из веток носилки и теперь несли его в Виллер-Котре.
Но, когда они дошли до Пюизе, раненый почувствовал, что не выдержит дороги.
Он попросил оставить его в любом крестьянском доме и прислать врача.
Носильщики оставили его в доме кюре.
Тибо достал из кошелька Рауля два золотых и отдал их крестьянам в благодарность за то, что они уже сделали для него, и за то, что им еще предстояло сделать.
Самого кюре дома не было: он служил мессу. Вернувшись домой и увидев раненого, он вскрикнул от ужаса.
Будь Тибо в самом деле Раулем, он не смог бы выбрать лучшего лазарета: кюре был когда-то викарием в Вопарфоне и ему было поручено обучение маленького Рауля.
Как все сельские священники, он был немного знаком — или считал себя знакомым — с медициной.
Он осмотрел рану своего бывшего воспитанника.
Лезвие, войдя под лопатку, пронзило правое легкое и вышло спереди между вторым и третьим ребрами.