Кюре отдавал себе отчет в том, насколько рана опасна.
Но до прихода врача он ничего не сказал.
Доктор, осмотрев рану, жалостливо покачал головой.
— Вы не пустите ему кровь? — спросил священник.
— Зачем? Это еще могло помочь в первые минуты после того, как он получил рану, но теперь опасно давать крови какое бы то ни было движение.
— Вы думаете, его можно спасти? — спросил кюре, подумав, что, чем меньше может сделать врач, тем больше остается на долю священника.
— Если все будет идти так, как обычно бывает в подобных случаях, — понизив голос, сказал врач, — больной не доживет и до завтра.
— По-вашему, он обречен?
— Врач никогда не выносит приговора, а если это и случается — за природой всегда остается право на помилование. Может образоваться кровяной сгусток — и кровотечение остановится; кашель может этот сгусток разбить — и больной умрет от потери крови.
— Значит, вы считаете, что я должен готовить бедного мальчика к смерти?
— Я думаю, — пожав плечами, ответил врач, — что лучше всего вам оставить его в покое: сейчас он без сознания и вас не услышит, а позже он начнет бредить и вас не поймет.
Доктор ошибался.
Раненый, хоть и был в беспамятстве, слышал этот разговор, оставлявший больше надежды на спасение его души, чем на выздоровление тела.
Сколько всего говорят при больном, считая, что он ничего не слышит, а он не пропускает ни единого слова!
Кроме того, возможно, слух больного обострился оттого, что в теле Рауля бодрствовал дух Тибо.
На собственный дух Рауля рана, вероятно, оказала бы более сильное воздействие.
Врач наложил повязку на спину. Что касается раны на груди — он оставил ее открытой, предписав лишь держать на ней смоченную ледяной водой салфетку. Затем, накапав в стакан с водой несколько капель успокаивающего лекарства, врач посоветовал священнику давать больному ложечку этой микстуры всякий раз, как тот попросит пить.
Приняв эти меры, врач удалился, обещав вернуться завтра, но предупредил, что, вероятнее всего, этот завтрашний визит окажется напрасным.
Тибо хотел бы вставить слово в этот разговор и объяснить, что он думает о себе самом, но его дух, заточенный в умирающее тело, невольно поддавался воздействию этой темницы.
Все же он слышал, что священник с ним говорил, чувствовал, как он тряс его, стараясь вывести из похожего на летаргию оцепенения; больного все это очень утомило.
К счастью для достойного кюре, Тибо, не будучи самим собой, лишен был своей волшебной власти: не меньше десяти раз раненый мысленно послал его ко всем чертям.
Вскоре Тибо стало казаться, что под ногами, под поясницей, под головой у него раскаленные угли.