Кровь в его жилах задвигалась быстрее, потом вскипела, словно вода в поставленном на огонь котелке.
Он почувствовал, что мысли его путаются.
Его стиснутые челюсти разжались, сведенный язык освободился, и у больного вырвалось несколько бессвязных слов.
— А, вот, кажется, и то, что милейший доктор назвал бредом, — произнес он.
Это была его последняя ясная мысль.
Вся его жизнь — а по-настоящему он жил лишь с момента появления черного волка — прошла перед ним.
Он увидел, как преследует и упускает оленя.
Он увидел, как его, привязав к дубу, осыпают ударами перевязи.
Он увидел, как заключает с черным волком тяготеющий над ним договор.
Он увидел, как пытается надеть адское кольцо на палец Аньелетте.
Он увидел, как старается вырвать красные волосы, захватившие уже треть его шевелюры.
Он увидел, как идет к прекрасной мельничихе, встречается с Ландри, избавляется от соперника; как его преследуют подручные и служанки вдовы, а потом сопровождают волки.
Он увидел, как знакомится с г-жой Маглуар, охотится для нее, ест свою долю добычи, прячется за занавеской в спальне дамы; как его находит метр Маглуар, высмеивает сеньор Жан, выгоняют все трое.
Он увидел, как сидит в дупле дуба, ствол которого окружен лежащими волками, а на ветвях сидят сычи и совы.
Он увидел, как, высунув голову, прислушивается к звукам скрипок и гобоя, смотрит из своей норы на веселую свадьбу Аньелетты.
Он снова терзался бешеной ревностью и пытался заглушить ее вином; сквозь туман в голове он различал Франсуа, Шампаня, трактирщика; он слышал стук подков коня барона Рауля; чувствовал, как, сбитый с ног, катится в дорожную грязь.
Затем он перестал видеть себя, Тибо.
Он увидел красавца-всадника, облик которого принял.
Он обнимал Лизетту.
Он прикасался губами к руке графини.
Затем он хотел убежать; но он стоял на перекрестке трех дорог, и каждую из дорог стерегла одна из его жертв.
Первую — призрак утопленника: это был Маркотт.
Вторую — Ландри, умирающий в горячке на больничной койке.
Третью — тщетно пытающийся встать с перерезанными сухожилиями раненый граф де Мон-Гобер.
Тибо казалось, будто он рассказывает все, что видит, и священник, выслушивающий эту странную исповедь, все сильнее дрожит, бледнеет и больше похож на умирающего, чем тот, кого он исповедует. Ему казалось, что священник все же хочет отпустить ему грехи, но он сам отказывается от этого, трясет головой, смеется так, что страшно становится, и кричит:
— Мне нет отпущения! Я проклят! Проклят! Проклят! И во время этого бреда, этих галлюцинаций, этого безумия Тибо слышал бой стенных часов кюре и считал удары.