Мистера Гарриса, добавил он, это вторжение никак не обременит, так как генерал привезет с собой слуг, поваров и провизию.
— Я протестую, — услышала я голос брата, — это абсолютно незаконные требования. Здесь для солдат нет никаких условий. У меня самого очень много работы, дела графства…
— Генерал просил передать, — оборвал его офицер, — что у него имеется подписанный Его Величеством документ, дающий ему право реквизировать любое поместье в Девоншире и Корнуолле. У него уже есть штабы в Закленде, в Веррингтоне и Фитцфорде, причем обитателям этих мест пришлось покинуть поместья и искать пристанища на стороне. Разумеется, он не собирается поступать с вами, сэр, столь сурово. Итак, могу я посмотреть комнаты?
С минуту брат смотрел на него, поджав губы, а затем, повернувшись, повел вверх по лестнице, с которой только что спустилась я. Естественно, я постаралась не попадаться ему на глаза.
Все утро пехотинцы устраивались в северном крыле дома. Наблюдая за ними из высокого окна холла, я видела, как повара и поварята волокли на кухню ощипанных кур и уток, копченый окорок и многочисленные ящики с вином. Филиппа, сидевшая рядом со мной, оторвалась от вышивания и робко заметила:
— Генерал, кажется, всерьез решил запастись провизией. Я не видела такого изобилия с начала осады Плимута. Где он все это достал, как вы думаете?
Я была занята тем, что изучала свои ногти, которые следовало уже приводить в порядок, поэтому ответила, не поднимая глаз:
— Наверное, взял в тех поместьях, которые реквизировал.
— Но мне казалось, — не отступала Филиппа, — Перси рассказывал, что сэр Ричард никогда не грабит.
— Возможно, — произнесла я равнодоушно, — сэр Ричард рассматривает уток и бургундское как военные трофеи.
Вскоре она поднялась в свою комнату, и я осталась одна. Через некоторое время вниз спустился Джо.
— Думаю, — мрачно начал он, — это тебя мне надо благодарить за вторжение.
— Я ничего не знаю об этом.
— Чепуха, уверен, что вы вчера обо всем договорились.
— Вот уж нет!
— Что же тогда вы делали вдвоем столько времени?
— Предавались воспоминаниям.
Он немного помолчал, а потом заметил:
—Мне казалось, что в твоем нынешнем состоянии, дорогая Онор, возобновление прежних отношений невозможно, и о бывшей близости не может быть и речи.
— И мне так казалось. Поджав губы, он глядел на меня.
— Ты всегда, даже в юности, вела себя неприлично. Боюсь, мы все — Робин, твои сестры и я — сильно избаловали тебя. А теперь, в тридцать четыре года, ты своими поступками напоминаешь мне молочницу.
Более неудачное сравнение трудно было подобрать.