— Нет, — ответил он, — нужно сперва пожить.
— И пожить разумно, мой милый брат, — добавила госпожа де Кергац и, взяв обе руки Андреа, крепко сжала их в своих руках.
Андреа покраснел и хотел освободить их.
— Нет, нет! — говорил он. — Я недостоин вашего внимания.
— Брат мой!
— Оставьте! Оставьте бедного грешника и дайте ему нести его крест.
Жанна подняла свои глаза к небу.
— Это святой! — подумала она.
— Брат! — сказал тогда де Кергац, — ты ведь знаешь, что я принял на себя задачу.
— О, — заметил Андреа, — честную и святую задачу, брат.
— И я нуждаюсь в твоей помощи для продолжения моих действий.
Виконт Андреа вздрогнул.
— Я уже давно хотел просить тебя, Арман, принять меня в участники твоих дел, но я недостоин этого. Увы! Что сделается с милостыней, когда она пройдет через мои загрязненные руки.
Брат, — ответил ему Кергац, — милостыня не состоит только в том, чтобы подавать ее обыкновенным образом. Необходимо также наказывать или предупреждать зло.
И при этом Арман рассказал своему брату организацию своей полиции.
Андреа слушал его очень внимательно и, казалось, даже был очень удивлен тем, что узнал.
— Итак, брат, мужайся и сделайся разоблачителем зла.
Андреа слушал внимательно и молчал. Но вдруг он поднял голову, в его глазах мелькнула молния огня.
— Хорошо, — сказал он, — я буду таким человеком. Граф де Кергац радостно вскрикнул.
— Я буду, — продолжал виконт, — мстителем тех людей, которых ваши агенты не могли открыть. Я узнаю их законы, членов, начальников и разоблачу их.
И во время произнесения им этих слов в нем сделалась мгновенная перемена.
Перед графом де Кергацем стоял снова высокий, гордо надменный сэр Вильямс, и на губах его мелькнула холодная, зло-насмешливая улыбка.
Жанна взглянула на него и невольно затрепетала, но испуг ее продолжался недолго — перед ней опять сейчас же стояла смиренная изнуренная и слабо-тщедушная личность раскаявшегося Андреа. В эту минуту дверь в комнату отворилась, и на пороге ее показалась фигура женщины, одетой во все черное.
Подобно виконту, эта женщина была только своей тенью.
Одна только ее красота еще не поддалась той метаморфозе, которая произошла с Баккара, когда она сделалась сестрой Луизой. Да, она была в полном и точном значении слова кающеюся Магдалиной.
Баккара, да простят нас, что мы будем называть ее этим именем, была все еще красавица. При виде ее Жанна бросилась к ней и взяла ее за руки.
— Здравствуй, моя милая сестра, — сказала она.
И Баккара, подобно Андреа, тихо отняла от нее свои руки и чуть слышно прошептала:
— Ах, сударыня, я даже недостойна поцеловать подол вашего платья.