Приходя сюда, Линда как будто попадала в иной мир, где в каждом углу было что-то интересное. Горшки самых разнообразных расцветок и форм стояли тут и там, и в них красовались кустики, розы, альпийские цветы. Свободного места почти не осталось: везде, где только можно, она старалась посадить что-то, что со временем дало бы всходы, ожило, расцвело.
У нее не было четкого представления о саде. Розмарин, мята, петрушка, салат, брюссельская и обычная капуста — все это существовало в опасной близости друг от друга, теснясь, прижимаясь, выживая. Летом у солнечной стены, рядом с кустами роз, появлялись помидоры, подсолнухи и неукротимые, почти дикие кабачки.
Осенью во все свободные клочки земли втыкались луковицы, из которых уже в марте пробивались крокусы и тюльпаны, а затем лилии и пионы.
В дальнем конце сада было что-то вроде крохотного патио, окруженного зеленью и укрытого пологом из переплетающихся стеблей ломоноса. Здесь весь год стояла удобная деревянная скамейка, а с наступлением тепла Линда приносила плетеные стулья и большой круглый стол, украшенный выложенной ею собственноручно мозаикой. Остальное пространство занимали розовая герань и прочая душистая мелочь, так что, когда погода позволяла, они с Клэр устраивали ужин прямо здесь, под романтично мигающими фонариками, гирлянды которых были искусно вплетены в нависающую зелень.
Линде не просто нравилось работать в саду — поливать, рыться в земле, обрезать засохшие, омертвелые веточки и стебли, выпалывать сорняки, — ей нравился сам сад. Это было место, придуманное ею самой. Здесь можно было посидеть, поговорить с друзьями. Сад являлся волшебным дополнением, продолжением ее жизни, сотворенным практически полностью ее руками.
Клэр заглянула в начале девятого с бутылкой какого-то приторно-сладкого ликера. Линда за неимением ничего более подходящего выставила к нему печенье из купленной пару месяцев назад жестяной коробки и сыр.
— Значит, все-таки решилась, — заметила Клэр, потягивая ликер. — Молодец, давно пора.
Линда пожала плечами.
— Не уверена. А вдруг я ему не понравлюсь? Вдруг он окажется моложе лет на десять? Или, наоборот, стариком со вставной челюстью?
— Почему это ты ему не понравишься?! — возмутилась подруга. — Посмотри на себя! Будь я мужчиной, проходу бы тебе не давала!
Представить пышнотелую брюнетку мужчиной было довольно трудно, а потому Линда только улыбнулась. Много лет назад Клэр пришла к выводу, что если уж ей не суждено быть худенькой, то это вовсе не означает, что она не может быть сексуальной. Она без всяких сомнений влезала в обтягивающие водолазки и свитера, бесстрашно носила «вондербра» и нисколько не смущалась тем, что кое-где что-то не помещалось. Клэр красила волосы в кирпичный цвет, предпочитала топы со смелым вырезом, никогда не застегивала блузки на все пуговицы и отважно заковывала себя в чересчур тесные юбки и джинсы. За последние десять лет Линда ни разу не видела ее без макияжа, с лиловыми губами или с неподведенными глазами. Единственное, чего Клэр не могла себе позволить, это длинные накрашенные ногти. «Ничего не поделаешь, — печально вздыхала Клэр, — профессиональное ограничение».