Хендрикс шел широким шагом, но мальчишка не отставал от него, прижимая к груди медвежонка.
– Как тебя зовут? – спросил майор.
– Дэвид. Дэвид Эрвард Дерринг.
– Дэвид? Что… что же случилось с твоими родителями?
– Они умерли.
– Как?
– Во время взрыва.
– Когда это случилось?
– Шесть лет назад.
– И ты все эти шесть лет был один?
– Нет. Я некоторое время был с другими людьми, но они потом ушли.
– И с тех пор ты один?
– Да.
Хендрикс посмотрел на мальчика. Он производил странное впечатление. Говорил очень мало и как-то отрешенно. Впрочем, возможно, такими и должны быть дети, выжившие среди этого ужаса. Тихими, ничему не удивляющимися. Для них не существовало ничего неожиданного. Они могли перенести что угодно. Они не знали ограничений в форме традиций, обычаев, правил человеческого общения. Единственным их достоянием был грубый и жестокий опыт тяжелой жизни.
– Я не слишком быстро иду, малыш? – участливо спросил Хендрикс.
– Нет.
– Как это тебе удалось увидеть меня?
– Я ждал.
– Ждал? – Хендрикс был озадачен. – Чего же ты ждал?
– Того, что можно поймать.
– Извини, я не понял.
– Что-нибудь, что можно съесть.
– О! – Хендрикс печально поджал губы.
Тринадцатилетний мальчик, живущий на крысах, сусликах и наполовину сгнивших консервах в какой-нибудь дыре под развалинами города, полного очагов радиации и «когтей», с азиатскими пикирующими минами над головой.
– Куда мы идем? – спросил внезапно Дэвид.
– В азиатские скопы.
– К азиатам? – казалось, мальчик, наконец, хоть чем-то слегка заинтересовался.
– Да, к нашим врагам, к тем людям, которые начали эту войну и первыми применили радиационные бомбы. Понимаешь, они первыми заварили всю эту кашу.
Мальчик кивнул. Его лицо снова ничего не выражало.
– Я американец, – с гордостью сообщил Хендрикс.
Но мальчик промолчал.
Так они и шли. Хендрикс чуть впереди, мальчик за ним, прижимая к груди свою игрушку.
Около четырех часов дня они сделали привал, чтобы пообедать. Собрав сухих веток, Хендрикс развел костер в углублении между бетонными глыбами. Он приготовил кофе и подогрел баранью тушенку.
– Держи! – он протянул мальчику банку и кусок хлеба.
Дэвид сидел у костра на корточках, его узловатые белые коленки выступали вперед. Он равнодушно посмотрел на еду и произнес:
– Нет.
– Нет? Что, тебе совсем не хочется есть?
– Совсем.
Хендрикс пожал плечами. Может быть, мальчик был мутантом, привыкшим к особой пище? Да, мальчик был определенно странным, но в этом мире произошло столько больших перемен… Жизнь кардинально переменилась. И теперь она никогда уже не станет такой, как прежде. Человечеству придется рано или поздно смириться с этим.