Кроме того, Кент долго не сообщал генералу и миссис Кемпбелл о смерти их дочери. По-человечески это понятно — кому хочется быть гонцом, приносящим дурные вести, но для такого профессионала, как он, это нехарактерно. Но если генеральскую дочь убил он, Кент, тогда ясно, почему он не мог набраться духу исполнить свой печальный долг. Кент не обратился к майору Боузу, потому что знал: тому известно о существовании комнаты, ведь майора тоже принимали там. Кенту не хотелось, чтобы Боуз собирал улики против него. И Кент не мог поехать в дом Энн Кемпбелл, потому что должен был как можно скорее попасть домой и ждать доклада подчиненных о происшествии.
Мне представилась вся картина... почти представилась. По какой-то, пока неясной, причине Кент находился на стрельбище номер шесть или около него. Мне пока неизвестно, как он узнал, что там происходит, если вообще знал. Но я представил, как после отъезда генерала высокий Билл Кент, одетый, вероятно, в свою обычную форму, проходит эти пятьдесят ярдов от шоссе до раздетой и связанной Энн Кемпбелл. Он останавливается, они смотрят друг на друга, и Кент вдруг соображает, как ему улыбнулась фортуна, что это перст судьбы — беспомощная женщина и ее готовность унести все заботы и секреты с собой в могилу. Шнур вокруг ее горла звал, манил...
Кент, может быть, знал — или не знал? — смысл разыгрываемой сцены. Он, может быть, слышал — или не слышал? — резкий разговор между отцом и дочерью. Если не слышал, то, наверное, принял увиденное за сексуальную свиданку с другим, и в нем взыграли ревность и ярость. Между ними тоже произошел тяжелый разговор, в ходе которого Энн сказала что-то не то и в неподходящий момент.
Но то, что сказала Энн, вообще не играло никакой роли. Кент и без того был сыт по горло. Он знал, что на месте происшествия побывали другие люди. Через несколько часов Кент снова приступит к исполнению своих обязанностей, и его собственное присутствие здесь будет не только объяснимо, но и желательно. По полицейской привычке он быстро соображает, что к чему, это будет идеальное преступление и необходимое. Ему надо только опуститься на одно колено и затянуть шнурок. Но хватило ли у него силы воли сделать это? Не стала ли Энн умолять о пощаде? Неужели Кент такой хладнокровный и бессердечный? Или поддался порыву злости?
Что я знал об этом человеке, с которым за последние десять лет встречался сотни раз? Единственное, о чем я мог сказать с уверенностью, — Кент больше забеспокоился о соблюдении приличий, чем о самих приличиях. Он знал, что у него репутация полицейского-чистюли, и дорожил ей. Он не отпускал скабрезных шуточек и не участвовал в непристойных разговорах о женщинах. Был крут со своими подчиненными и гнал тех, кто не отвечал его стандарту внешности и поведения. И все-таки генеральской дочери удалось его соблазнить. Над Кентом начали подсмеиваться, это раздражало его, он чувствовал, что теряет уважение. Связавшись с генеральской дочерью, до генерала не дотянешь.