Боже, как прекрасна была когда-то жизнь! Можно было написать: «Хандра, словно сухое шелестящее крыло бабочки, захлестнула меня…» или: «Океан шагал навстречу пляжу, словно уборщица, возвращающаяся домой с работы…». И всё! Ну, и еще вставить симпатичную меланхоличную девицу, которая окажется либо злодейкой-убийцей, либо возлюбленной.
Вчера я писал рассказ, который должен был закончиться плохо, но, дойдя до финала, никак не мог умертвить героя. Так что я бросил писать и до полудня сидел, глядя в окно и собираясь с силами. В поле зрения возникли мои руки, тайком тянущиеся к клавиатуре, чтобы добавить про то, как герой спасся, написать что-то вроде: «К счастью, ему удалось выбраться…», «Вдруг он вспомнил, что у него есть…». Пришлось выгнать самого себя из комнаты.
Сегодня силы духа у меня было больше. Я посмотрел на клавиатуру компа и — даже не проверив почту — решительными нажатиями заблокировал ее на двадцать часов, а затем, закрыв глаза, набрал шестнадцатизначный пароль. Потом, чисто из любопытства, проверил, что специально установленная программа запомнила пароль и сообщит его мне по первому требованию. Всё работало. Я сидел и смотрел в окно. Там мало что можно было увидеть — какой-то упрямый воробей долбил клювом орех, тяжелый шарик отскакивал, но воробей лишь отряхивался и снова долбил. Как же я его понимал…
Краем глаза я заметил, что мои пальцы снова тянутся к клавиатуре.
Я немного подождал, но ничего не изменилось. Пришлось встать и выйти из комнаты.
Погруженный в собственные мысли, я спустился вниз и просмотрел утренний выпуск местной газеты, но особой радости мне это не прибавило. Я был в доме один — Фил в лагере, Пима в своем рекламно-проектном бюро, моя собака Феба, судя по всему, поехала вместе с Пимой, а сын Фебы, Монти Пайтон, пребывал в своей любимой позе — лежа на полу в гостиной, устремив нос точно в сторону холодильника, — и ждал. Что интересно, где бы он ни лежал (я проверял несколько раз с компасом в руке, а однажды даже укрепил у него на голове миниатюрный пеленгатор), его черный нос всегда был направлен на источник пищи. По крайней мере, ему не приходилось задумываться о смысле жизни. Товарищ по несчастью из него был никакой — он поймет, что такое житейские неприятности, лишь когда не наполнится вовремя его миска.
В полном расстройстве я даже едва не собрался включить клавиатуру, но что-то мне подсказало: «Сегодня не самый лучший день для удачных слов!». Точнее — это был уже восьмой не самый лучший день.
Этот день должен был либо принести мне нечто неожиданно приятное, либо, по крайней мере, дать возможность разрядиться на ком-то, кто подвернется под руку. Можно было бы выйти на прогулку с Монти, не исключено мне встретилась бы какая-нибудь юная красотка. Это было бы приятно. А если бы она оказалась не слишком юной или не слишком красивой, я мог бы ее разделать под орех, сказав: «Ну и грудь у тебя! Фу! Стыд один! Ведь есть же множество кремов от прыщей!» Она бы смутилась и убежала, а у меня улучшилось бы настроение.